Своя рыба и река

Белокопытов Александр

Я теперь в постоянном раздумьи нахожусь: вышел или нет? Если вышел, то по моим прогнозам ему года два топать, никак не меньше. Нy, дай Бог, дойдет, он мужичок крепкий, и на ногу, как и я, легкий. А мы поджидать будем.

В ДАМКИ

А вот я вам теперь об одной рыбалке расскажу… Она, конечно, и не рыбалка сроду, а так, неизвестно что, больше на грабеж с разбоем похожа.

Прибежал как-то сосед, Володька, через два дома от меня живет, глаза вытаращил, кричит дико:

— Собирайся, Иваныч, надо немедленно ехать!

— Куда?

— Как куда?! Три

дня уже как Бирюксинское спустили, а мы ни ухом, ни рылом!

Есть у нас такое озеро, рыбы в нем правда, много, совхозное. Километров двадцать до него ходу.

— Ну спустили и спустили, Володя, — отвечаю, — нам-то что?

— Как что?! Рыбы — море, лопатой греби, возьмем по мешку голыми руками — и в дамки! Поди плохо. Люди прут и волокут, а мне только сегодня доложили, гады, хотели, чтоб я без рыбы остался! Вот кореша так кореша, да таких корешей убивать надо!

Ехать мне не хотелось. Я такую рыбалку не признаю. Суеты много, трепыхания с мельтешением. А мне главное — тишина, неспешность и обстоятельность. Чтобы картина дня и мира у меня в душе отпечатывалась. А он не отстает, вцепился как клещ, зовет на рыбалку, чуть не плачет. Сам дышит тяжело, возбужден до крайности.

— Поехали, а, Иваныч?… Ведь без рыбы останемся! Я тебе каску новую дам, сплошную, как у космонавта, будешь как космонавт ехать!

А я все тяну резину, не хочется мне ехать, не мое это дело. А он не хочет без меня ехать, знает, если что — со мной не пропадешь. И еще у него — мотоцикл без люльки, а я такой вид транспорта не предпочитаю, разбивался однажды. Поглядел я на часы: ровно пять часов вечера.

— Может, не надо ехать, — говорю, — там и охрана наверняка, да и поздно уже, пять часов вечера.

— Где поздно?! — взвился он. — Как раз самое то! Охрана в это время готова, пьяна вусмерть. Мы — мухой туда и обратно. Возьмем по мешку — и в дамки!

Ладно, уговорил он меня, шлемом своим космонавтским что ли, не знаю, но уговорил. Взяли мы по здоровому рюкзаку, чтоб как раз по мешку вошло, сели на мотоцикл, поехали… А мотоцикл у него — «Иж», не так чтобы новый, весь на проволочках, на соплях, но ездит быстро, хрен догонишь, как говорится, а догонишь — не поймаешь. Володька любит быструю езду. Опасный человек. И еще — у него на сиденье ручки нет, за которую нормальные люди держатся, отвалилась, приходится водителя обхватывать, иначе угробишься.

Обхватил я его крепко, чтоб не угробиться, едем с ветерком, хорошо. Я в новом шлеме, как космонавт, сижу, расстилается передо мною планета Земля… За деревню выехали, он сразу газу прибавил, чтоб к шапочному разбору-то успеть, в дамки выйти. А я прилип к его спине, как пиявка, — со мной не шути! — только ветер в ушах посвистывает, хорошо идем, на крейсерской скорости… Потом я что-то голову-то высунул из-за спины, поглядеть туда ли мы едем, а то он, черт угорелый, завезет туда, куда не надо, разогнался-то здорово. А ветер как шарахнет — и мигом завернул мне каску лицом на затылок! Полная темнота в глазах наступила, ночь, ничего не вижу. Точно, космонавт! Стал я ему в ухо кричать, чтоб скорость сбросил, я хоть каску поправлю, а то свету белого не вижу… Руки-то расцепить боюсь, сразу слетишь с седелка, костей не соберешь. А он меня расслышать не может, ветер слова сдувает.

— Что? — спрашивает, тоже кричит. — Тихо едем? Сейчас прибавим!

И еще газу прибавил, чувствую,

до предела. Взревел мотоцикл, как резаный, и понесся, пошел вразнос… Володьке хорошо, он хоть глазами смотрит, а я в полной темноте гибну, прощаюсь с жизнью! Ну, все, думаю, хана и амба, дядя Федя, отвоевал ты свое, отрыбачил, угробит тебя дружок по-соседски, купился ты, дурак, на дармовщину. Пока ехали, несколько раз я с жизнью прощался.

Так и доехали, я — в полной темноте. Когда слез, ноги не держат. Ну, слава Богу, живой. Шлем снял и сразу из космонавта опять в человека превратился. Хорошо. Раз жив — значит не помер.

А озеро Бирюксинское у нас — громадное, почти море, ни за что его за раз не обозреть. Только сейчас от него один пшик остался, — вода ушла, одна яма, котловина страшная чернеет, где лужи, где озерца поблескивают, и прежнее русло речки оголилось…

Поглядели мы вначале на дамбу, на будку сторожевую, не видать ли врагов?.. Володька-то хитрый, со стороны горы подъехал, от кустов, нам все хорошо-о видно, а нас самих — нет, мы как бы еще не подъехали с визитом… Ага, видим будку, легковую машину, грузовичок и человечек одинокий болтается… Ну, значит, все, пьяным-пьянешеньки ильи муромцы, спят впокатную… А как же им не выпить? Что ж они не люди, что ли?! Что ж это за сторожа такие, если не выпимши? У нас так не бывает. А уж когда рыба пошла, тут без стаканчика никак не обойтись, тут на неделю всяко заряжайся.

Проверили мы сторожей, у тех — полный порядок, хорошо, стали озеро обозревать… Видно людей-то! Люди тут как тут. Переползают, копошатся фигурки серенькие… А на берегу, в кустах — нам-то хорошо видно легковушки и мотоциклы торчат. Дураков-то нет. Народ приехал грабить награбленное. Пролетарий — всегда прав.

Володька задвинул мотоцикл в куст.

— Ну, Иваныч, — говорит, — пойдем что ли, помолясь…

На мне кеды для удобства, — кругом же грязь непролазная, все одно мараться, — на нем старые ботинки, зимние.

— Пошли… — говорю.

Тронулись мы в путь… Шли, шли, рыбы пока не видать, мелочевка дохлая попадается, а грязи с илом много вокруг, топко, где по колено проваливаешься, где по пояс… Володька скоро без ботинок остался.

— Иваныч, — кричит, — твою мать, я ведь без обуви остался!

Стал шарить в следах, рукой по плечо залез — да где там! Весь только перемазался, изматерился. Что делать? А ничего, так идти, босиком. Мы зачем приехали-то? За рыбой.

Так и покандыбали дальше, я — в кедах, он — в носках. Чертыхается, вскрикивает, больно ногам-то, колет их почем зря осочина да корни… Наконец, до первой хорошей лужи добрались, есть в ней рыба, и крупная, только все уже — готовая, на боку и кверху пузом плавает. И вороны тут же, падки на добычу, расклевывают рыбу и нас не боятся. Обнаглели.

— Брать то будем, что-ли? — шепчет Володька, сам дышит тяжело, устал уже.

— Кого брать-то, Вова? — отвечаю, — она же — кирдык.

Ладно, пошли дальше… Много не прошли, мужика знакомого ветретили. Глядим, кто-то навстречу ползет, весь перемазанный, как черт, мешок за собой тащит… Пригляделись, вроде знакомый, однако, Митя-Матюжок шевелится, ползет на карачках… Володька к нему:

— Ты что ли, Митя?

— Я, а кто же, какой дурак еще сюда полезет, — Митя сел и улыбнулся. Вот только напарника потерял, за рулем-то — он, не знаю теперь на чем домой добираться…