Священная земля

Тертлдав Гарри

“Но у меня нет никаких ”но"", - сказал другой эллин. “Что произойдет после того, как мы попытаемся пройти во внутренний двор, так это то, что в Иерусалиме начнутся беспорядки такого рода, в которые вы не поверите. Даже если иудеи не убили нас - а они, вероятно, убили бы, - люди Антигона захотели бы этого, за то, что причинили столько неприятностей. Нужно быть опасным безумцем, чтобы захотеть попытаться подняться туда. Ты понимаешь меня?”

“Полагаю, да”, - угрюмо сказал Соклей. Гекатей ждал. Соклей понял, что от него ожидают чего-то большего. Стражник у ворот тоже предупредил его о храме Иудеев, так что для эллинов это

действительно было проблемой. Еще более угрюмо он дал свое слово: “Я обещаю”.

“Хорошо. Спасибо. Ты взволновал меня там на мгновение”, - сказал Гекатай. “Теперь мы можем идти дальше”.

“Большое тебе спасибо”, - сказал Соклей. Гекатай из Абдеры проигнорировал его сарказм. Они вошли во внешний двор. Оглядевшись, Соклей заметил: “Здесь все вымощено булыжниками. Где кусты и молодые деревья, которые обозначают священную территорию?”

“Они ими не пользуются”, - сказал Гекатай. “Они думают, что этого достаточно”.

“Странно”, - сказал Соклей. “Очень странно”.

“Они странные люди. Разве ты этого не заметил?”

“О, можно и так сказать”. Голос Соклея был сух. “Что я считаю особенно странным, так это день отдыха, который они берут каждые семь”.

“Они говорят, что их бог сотворил мир за шесть дней и почил на седьмой, и поэтому они думают, что должны подражать ему”.

“Я это понимаю”, сказал Соклей. “Меня беспокоит не это. Я не верю, что их бог сделал то, о чем они говорят, но это не имеет значения. Если они провели этот седьмой день, расслабляясь, хорошо. Но это нечто большее. Они не будут разжигать костры, готовить или вообще делать что-либо особенное. Если бы солдаты напали на них, я не думаю, что они стали бы сопротивляться или пытаться спасти свои собственные жизни. И знаете, это безумие ”.

“На самом деле, да. Я полностью согласен с тобой”, - сказал ему Гекатейос из Абдеры. “Одна вещь быстро становится очевидной, когда начинаешь смотреть на то, как иудеи живут своей жизнью: у них вообще нет чувства меры”.

“Чувство меры”, - эхом повторил Соклей. Он опустил голову. “Да, это именно то, чего им не хватает. Красиво сказано, благородный”.

“Что ж, спасибо тебе, моя дорогая. Ты очень добра”. Гекатай выглядел соответственно скромным.

“Я разговаривал со своим двоюродным братом - он сейчас вернулся в Сидон - по дороге сюда”, - сказал Соклей. “Вспомнилась одна из пословиц Семи мудрецов: ‘Ничего лишнего’. Я не верю, что это могло бы понравиться Иудаям”. Он не думал, что Менедему это тоже нравилось, но ему не хотелось обсуждать это с почти незнакомым человеком.

Смеясь, Гекатей тоже опустил голову. “Ты прав. Я думаю, лудайои делают все с избытком”.

“Или иногда, как в день их отдыха, они даже не делают ничего лишнего”, - сказал Соклей.

Гекатай снова рассмеялся. “О, это очень мило. Мне действительно это нравится”. Он сделал вид, что собирается хлопнуть в ладоши.

Соклей подошел как можно ближе к террасной лестнице, ведущей во внутренний двор, - достаточно близко, чтобы Гекатей занервничал. Он уставился на храм. “Сколько ей лет?” он спросил.

“Я полагаю, он был построен во времена правления первого

Дарея”, - ответил Гекатей. “Но, как я уже говорил, это не первый храм. До нее была еще одна, но та была разрушена, когда Иерусалим был разграблен ”.

“Я хотел бы, чтобы мы могли точно выяснить, когда это было”, - сказал Соклей.

“До времен Персидской империи, как я уже говорил - это все, что я могу вам сказать”, - сказал другой эллин, пожимая плечами. Затем он щелкнул пальцами. “Если подумать, у иудаистов действительно есть своего рода история, в которой говорится о таких вещах, но кто знает, что в ней? Это не по-гречески”.

“История? Написанная?” Спросил Соклей. Гекатей опустил голову. Соклей сказал: “Я читаю по-арамейски - во всяком случае, немного”.

“А ты? Как странно”. Гекатай поднял бровь. “Но, боюсь, это не поможет”.

“Что? Почему нет?”

“Потому что эта книга, которая есть у иудеев, не на арамейском”, - ответил Гекатей.

“Что? Ну, клянусь собакой, на каком языке это написано? Египетский?”

“Я так не думаю”. Гекатей задумался, затем покачал головой. “Нет, этого не может быть. Я знаю, как выглядит Египет - все эти маленькие картинки с буйствующими повсюду людьми, животными и растениями. Нет, я видел эту книгу, и кажется, что она должна быть более или менее на арамейском, но это не так. Она написана на языке, на котором говорили иудеи до того, как арамейский распространился по всей сельской местности, на языке, который используют священники, когда молятся ”. Он указал на мужчин в одеждах с бахромой и полосатых шалях с бахромой, которые приносили в жертву овцу на алтаре.

“Это то, что это такое?” Соклей сказал с облегчением. “Я слушал их до того, как мы начали говорить, и я не мог разобрать, о чем они говорили. Я думал, что это был только я. Какой бы это ни был язык, он звучит очень похоже на арамейский - в нем тот же набор звуков в задней части горла, - но слова другие ”.

“У нас тоже такое случается”, - заметил Гекатей. “Вы когда-нибудь пытались уловить смысл в том, что говорят македонцы, когда начинают разговаривать между собой? Ты не можешь этого сделать, независимо от того, насколько язык звучит так, как будто он должен быть настоящим греческим ”.

“Некоторые эллины могут - те, что с северо-запада, чей собственный диалект не слишком далек от того, на котором говорят македонцы”, - сказал Соклей. “Значит, это не совсем то же самое”.

“Может быть, и нет. Я, конечно, не хочу пытаться разобраться в македонском, и мне приходится делать это в Александрии время от времени ”. Гекатай скривил лицо. “Люди с деньгами и властью слишком часто не обладают культурой”.

“Без сомнения, о наилучший”, - вежливо сказал Соклей. Вместо этого ему хотелось закричать в лицо Гекатаосу что-нибудь вроде: Ты глупый, эгоцентричный придурок, ты не знаешь, когда тебе хорошо. У тебя есть покровители в Александрии, и что ты делаешь? Ты жалуешься на них! И все же у вас есть досуг, чтобы путешествовать и проводить исследования, и вы сможете сесть и написать свою книгу, а переписчики сделают с нее копии, чтобы у нее был шанс жить вечно. Как бы ты отнесся к тому, чтобы вместо этого торговать духами, пчелиным воском, бальзамом, льном и шелком? Как ты думаешь, тогда у тебя нашлось бы время прикоснуться пером к папирусу? Удачи!