Священная земля

Тертлдав Гарри

Парень покачал головой. Но он знал, о чем пытался спросить Менедем, потому что тот сказал что-то по-арамейски, в чем родосец уловил слово "ионийский". Финикиец указал на лачугу неподалеку. Он произнес еще одну фразу, полную кашля и шипящих звуков. И снова Менедем услышал местное слово, обозначающее эллина. Возможно, это означало, что там был кто-то, говоривший на его языке. Во всяком случае, он на это надеялся.

“Спасибо”, - сказал он. Финикиец помахал рукой и вернулся к разбиванию ракушек. Через мгновение он остановился, взял кусочек мяса и отправил

его в рот. Свежее твоего операционного сына не придумаешь, подумал Менедем.

Когда он открыл дверь в хижину, двое финикийцев, один полный, другой худощавый, подняли на него глаза. Толстый начал говорить, прежде чем он смог произнести хоть слово: “Ты, должно быть, родиец. Все гадал, когда ты собираешься появиться здесь”. Его греческий был беглым, разговорным и звучал так, как будто он выучил его у кого-то, кто был на грани закона.

“Да, это верно. Я Менедем, сын Филодема”, - сказал Менедем. “Приветствую. А вы, джентльмены...?”

“Я Тенаштарт, сын Метены”, - ответил дородный финикиец. “Это мой брат Итобаал. Жалкий сын шлюхи не говорит ни на одном греческом. Рад познакомиться с вами. Вы хотите купить немного краски, верно?”

“Да”, - сказал Менедем. “Э-э-э... где ты так ... хорошо выучил греческий?”

“Здесь и там, приятель, здесь и там”, - ответил Тенаштарт. “Я в свое время кое-что повидал, можешь не сомневаться. В Элладе есть города… Но ты пришел сюда не для того, чтобы слушать, как я стучу зубами ”.

“Все в порядке”, - сказал ему Менедем, более очарованный, чем что-либо еще. “Ты не возражаешь, если я задам тебе вопрос?”

“Конечно”, - экспансивно сказал Тенаштарт. “Продолжайте”.

“Во имя богов, о наилучший, как ты выносишь эту вонь?” Выпалил Менедем.

Прежде чем ответить, Тенаштарт сказал Итобаалу что-то по-арамейски. Оба брата рассмеялись. Тенаштарт вернулся к греческому: “Все спрашивают нас об этом. Неважно, кто: финикийцы, эллины - даже персы, когда я был ребенком. Все они говорят одно и то же ”.

“И ты даешь им такой же ответ?” Спросил Менедем. Тенаштарт провел много времени среди эллинов; он опустил голову вместо того, чтобы кивнуть, как сделали бы почти все варвары. Менедем сказал: “Ну, и каков же ответ?”

“Вы хотите знать правду?” - спросил красильщик. “Правда в том, что мы оба проводим так много времени с ракушками, что больше этого даже не замечаем. Я знаю, что она есть, только тогда, когда я ненадолго уезжаю. Потом, когда возвращаюсь, я какое-то время чувствую ее запах. Но кроме этого, для меня ее там даже нет, не больше, чем воздуха для меня, понимаешь, что я имею в виду?”

“Я полагаю, что да”, - ответил Менедем. “Хотя, кажется, в это трудно поверить”.

Тенаштарт сказал что-то еще по-арамейски. Его брат кивнул. Итобаал указал на рабочего, дробящего мурексы, дотронулся до своего внушительного носа и пожал плечами. Он мог бы сказать, что также не заметил запаха гниющих моллюсков.

Даже

Менедему это не казалось таким ужасным, как тогда, когда он впервые попал на красильню. Тем не менее, он был далек от того, чтобы не заметить этого. Он хотел бы быть таким же забывчивым, как два финикийских брата.

Тенаштарт сказал: “Вы проделали весь этот путь, чтобы поговорить о неприятных запахах, или вы хотите заняться каким-то бизнесом?”

“Давайте займемся делом”, - любезно сказал Менедем. “Сколько вы берете за банку вашего лучшего красителя?” Когда сидонянин сказал ему об этом, он взвыл. “Это возмутительно!”

Тенаштарт развел руками. “Так оно и есть, приятель. Я должен зарабатывать на жизнь, как и все остальные”.

Но Менедем погрозил ему пальцем. “О, нет, ты этого не сделаешь, мой дорогой. Тебе это с рук не сойдет, ни на минуту не сойдет, и я скажу тебе, почему нет. Я видел финикийцев в Элладе, продающих малиновую краску по той же цене, и это после наценки их посредников. Сколько они вам платят?”

“Вы, должно быть, говорите о мужчинах из Библоса или Арадоса”, - непринужденно сказал Тенаштарт. “У них краска более низкого качества, поэтому, естественно, они могут брать меньше”.

Менедем вскинул голову. “О, нет, ты не понимаешь”, - повторил он. “Во-первых, они сказали бы, что библийская или арадийская краска ничуть не хуже сидонской. После разрушения Тира ни у кого больше нет лучшего. И, во-вторых, я видел, как сидонцы продавали по той же цене ”.

Обаятельно-уродливая ухмылка Тенаштарта продемонстрировала отсутствие нижнего переднего зуба. “Ты мне нравишься, родианец, и пусть вороны будут со мной, если я этого не сделаю. У тебя есть яйца. Но скажи мне вот что - почему я должен платить эллину столько же, сколько даю своему собственному народу?” Он перевел свои слова Итобаалу, который снова кивнул.

“Почему?” Сказал Менедем. “Я скажу тебе почему. Потому что серебро есть серебро, вот почему. А теперь, будь добр, скажи своему брату это тоже по-арамейски”.

“У тебя есть выдержка”, - сказал Тенаштарт, но в его голосе было больше восхищения, чем чего-либо другого. Он и Итобаал действительно говорили взад и вперед на своем родном языке, смешивая звуки, странные для греческих ушей. Когда они закончили, Тенаштарт назвал другую цену, на этот раз лишь чуть более чем в два раза выше той, что он предлагал раньше.

“Что ж, так-то лучше”, - сказал Менедем. “Я не знаю, хорошо ли это - я все еще думаю, что вы берете со своего народа меньше, чем это, - но это лучше. Мы поговорим подробнее позже. Но сначала, ты хочешь серебра, или мы заключаем сделку?”

“Ты прибыл сюда на акатосе”, - сказал Тенаштарт. “Это означает, что у тебя обязательно должны быть припрятаны лакомства под скамьями гребцов. Что у тебя есть, и чего ты хочешь за это?”

“Мой двоюродный брат привез духи в страну Иудеев, но у меня их еще много осталось”, - ответил Менедем. “Торговая галера может перевезти гораздо больше, чем вьючный осел”.