Сын детей тропы
Шрифт:
Лицо старика исказила гримаса, жилы на лбу вздулись, но улыбка то или ярость, нельзя было понять.
— Думаешь, тебе поможет Мелерт? — спросил он, растягивая губы. — Идём, я отведу тебя к нему: он болтается в петле! Там же, где должен быть каждый, кто неугоден богам! Там, где должен быть и ты, убийца и приспешник убийцы!
И вскричал, поднимая руки:
— Берите его, вяжите! В петлю его! Не бойтесь, он слеп. В петлю!
— Прочь, живо! — зарычал Клур, обернувшись к охотнице. — Слышите, прочь!
Ашша-Ри
— Нет, стой! Стой! — раздался крик охотницы, но зверь не послушал её.
— Гаэр! Брока! — повелительно воскликнула дочь леса.
Её рогачи, что уже храпели, беспокоясь, мотнули головами, обошли Клура и растерявшихся храмовников. Цеп взлетел и опустился, задел белую шкуру, но звери ушли.
— Взять их тоже! — взлетел над криками стражей, над оханьем храмовников голос старика.
Копыта гулко стучали по камню дороги, почти не притрушенной соломой. Рогачи уходили. Тяжело дыша, стражи бросились в погоню — пятеро, и вдвое больше осталось. Упавшего оттянули с дороги, склонились над ним. Он слабо стонал.
Нат сидел, раскрыв глаза и рот, вскинув брови с таким простодушным видом, будто не понимал, как здесь очутился.
— Ох, что творится-то! — воскликнул он, прижимая руку к груди. — Да хранят вас боги, добрые люди, за то, что защищаете нас. Ну, мы б поехали: помехой вам быть не хочется...
Его выдавали только побелевшие пальцы, в которых он цепко сжимал поводья.
— Вы ещё кто такие? — спросил старик. — Что везёте, куда едете?
— Да это, туда, — указал Нат рукой направление. — А в телеге, ну...
Не дожидаясь, пока он докончит, один из стражей обошёл телегу, дёрнул полотно. Замер, глядя на тело, местами обуглившееся до кости, на лицо, которое больше нельзя было узнать. Провёл рукой по узорным лоскутьям куртки, осмотрел сапоги, мало ношенные, почти не тронутые огнём. Хмуро поглядел на другого стража, стоявшего у рогачей, и кивнул. Тот кивнул в ответ.
— На упокоище везём, — вздохнул Нат.
Страж, набросив полотно на мертвеца, подошёл вплотную.
— Кто это? — спросил он, прищурившись.
— Да я не думаю, что вы знакомы...
Тяжёлая рука в жёсткой перчатке ударила Ната по лицу. Тот дёрнулся, охнул, приложив руку к губам, и сплюнул кровью. Пёс залаял, держась в стороне.
— Говори, кто! — прорычал страж.
Он сдёрнул Ната с телеги и швырнул на землю. Тот попытался отползти, но тут же наткнулся на чьи-то сапоги.
Клура уже взяли, вязали руки за спиной, набросили петлю на шею. Он и не думал сопротивляться.
— А ну, стой, Йерн,
— Кто? Да обознался ты! — воскликнул Нат.
Он уклонился от сапога, метящего ему в лицо, а от другого не смог, не успел. Скрючился на мокрой дороге, прижимая ладонь к боку, второй рукой прикрывая голову.
— Да он это, он! Вот у него и стренга тут. И лук...
— Да не простой, а выродков лук!
— А этот-то, второй, похож на выродка.
— Похож...
Над головой загрохотало.
— Кто усомнится теперь, чего хотят боги? — вскричал старый храмовник, воздевая руки. — Они привели сюда недостойных, чтобы мы могли предать их справедливому суду! Те из вас, кто ещё колебался, должны уверовать.
— Ты ничего не знаешь о богах, старик, — усмехнулся Клур. — Ты обезумел от страха, но город не спасут все эти смерти. Мы шли в Запретный лес договориться с богами, так отпусти нас. Хочешь, дай проводников, чтобы они дошли с нами до границ и убедились, что не лжём. Как видишь, мы не ищем спасения: любой согласится, что мёртвый лес хуже петли.
Челюсть храмовника отвисла, борода задрожала. Он весь затрясся и выкрикнул яростно:
— Да кто вы такие, чтобы боги вас слушали! Что о себе возомнили? Я, я посвятил жизнь храму, и я знаю их волю, а вы убийцы, воры и выродки, недостойные даже произносить их имена! Договориться с богами? Одна лишь мысль о том, что боги могут к вам прислушаться, уже глумление над ними! Это к вам-то, которые вспомнили о богах лишь теперь!.. На телегу их!
К запятнанному подступили с верёвками.
— Что, выродок, дашься по-доброму, или хочешь отведать цепа перед петлёй? Ты ж только скажи, как тебе больше нравится, а мы устроим.
Он посмотрел на людей, окруживших телегу, храмовников и стражей, одинаково стриженых в кружок, с одинаковыми каменными лицами, замаранными в алом. Посмотрел на нептицу, что шипела, вздыбив перья, но не понимала ещё, бросаться в бой или нет, и на рычащего пса.
Наверху зарокотало, будто и там ворчал зверь, и капли западали чаще и гуще.
Шогол-Ву утёр мокрый лоб, отвёл влагу, что текла в глаза. Подумал о том, что женщинам должно было хватить времени, чтобы уйти, и больше можно не выгадывать.
— Я пойду сам, — сказал он. — Но лучше послушайте Чёрного Когтя. Нам нужно в Запретный лес.
— Ври больше! — ответили ему. — Разве дети леса не такие же выродки, как вы, только хуже? Что делать богам в мёртвом лесу? Они его, небось, стороной обходят!
Их связали наспех, бросили на телегу, и она тронулась. Своего раненого храмовники не взяли, оставили у дороги, и кто-то остался с ним.
Под щекой запятнанный чувствовал тело, жёсткое и холодное даже сквозь полотно. В нос лезли запахи мокрой шерсти и горелой плоти.