Сын Эльпиды, или Критский бык. Книга 1
Шрифт:
– Афродита подарила вам братика или сестричку, мои маленькие господа. У вашей матушки скоро родится ребенок!
– Ой! – воскликнула Гармония.
А потом захлопала в ладоши:
– Я хочу сестричку, я буду с ней играть!
Я тоже был и ошарашен, и рад. Но я отнесся к такой новости куда серьезнее.
– А можем ли мы иметь столько детей? – спросил я нашу служанку и няньку.
Корина глубоко вздохнула.
– Это уж как боги нам судили, мой ягненочек. Думаю, больше они госпоже детей и не пошлют.
Я забыл сказать – что моя мать была на несколько лет старше отца. И хотя Эльпида выглядела
Потом я все же пробрался в каюту, спросить матушку о самочувствии. Она поняла, что мне обо всем сказали, и была рада своему положению; однако эта беременность сделала ее больной, теперь я сам видел. Мама больше не уделяла столько внимания Гармонии, и сестра, чувствуя себя обделенной, стала вязаться ко мне.
Я поиграл с ней в ее тряпичные куклы, а потом попробовал рассказать сестре сказку о древнем фараоне и его великой гробнице: одну из тех, что так много знал Исидор. К своему удивлению, я понял, что это мне даже нравится, – особенно то, что малышка Гармония внимала мне с открытым ртом. С ней я ощущал себя сильным и всеведущим.
Однако, когда мы снова очутились на корабле посреди океана, мы все опять превратились в испуганных и слабых смертных. Маме сперва было так плохо, что она все время проводила бы внизу, если бы ее не тошнило; а Гармония начала плакать, увидев такую немочь матери и вспомнив о пиратах. Я, сам борясь с дрожью и дурнотой, принялся успокаивать сестру. От этого нам обоим полегчало.
Отец больше не был связан службой, но большую часть времени тоже проводил на палубе: чтобы встретить угрозу в числе первых, если таковая возникнет. Я так и не узнал, что Никострат думает о грядущем прибавлении в своем семействе.
Однако плавание наше было бестревожно, и мама понемногу оправилась. До Родоса мы добрались к началу осени.
Мне предстояло опять вернуться в школу – к моим прежним товарищам, которые то шпыняли и изводили меня, то не замечали вовсе. Но я опять ощущал себя новым – безвозвратно изменившимся после путешествия в Египет.
Эта часть моей жизни закончилась, и я готовился с трепетом развернуть следующий свиток: как один из папирусов бабки Поликсены.
Глава 8
В подаренные Поликсеной книги я заглянул, как только мы оказались дома. И очень разочаровался – это был не эллинский язык и даже не иероглифы, а мудреная египетская скоропись, образцы которой мне показывал Исидор. Бабка посмеялась надо мной?..
Я сгоряча хотел даже отдать эти свитки на хранение матери, но спохватился. Нет: я приберегу их, пока не буду способен прочесть все сам!
Жизнь вернулась в прежнее русло: я ходил в школу, занимался дома гимнастикой с учителем и музыкой – с матерью. Но вот только собрания чужих мужчин у нас в доме больше не устраивались. Я видел, как растет живот моей матери, и гадал, кого она произведет на свет. От этого зависело так много!
Воспоминания о Египте и об Исидоре сперва мучили меня, как несбывшаяся мечта… как невосполнимая потеря: но дети быстро забывают пережитое, ища нового. Спустя пару месяцев мне начало казаться, что все это мне только приснилось.
Отец долго жил с нами, но зимой опять куда-то отлучился. Мама объяснила мне, что у нас достаточно денег, чтобы взять в аренду садовый участок: хотя купить землю на Родосе нам не позволят. Вот отец и занялся этим, чтобы нас обеспечить.
– А надолго мы получим эту землю? – спросил я, когда матушка растолковала мне суть сделки.
Эльпида пожала плечами.
– Как выйдет. Если дадут хотя бы на три года вперед, это будет очень хорошо.
Никострат вернулся довольный и сказал, что сделка состоялась: и теперь мы три года подряд будем получать долю от продажи урожая винограда и оливок, который созреет у помещика – владельца этих угодий. А на более отдаленный срок никто из нас не загадывал.
Весной у матушки родилась вторая дочь, которой дали счастливое имя Пандиона – «Любимая всеми богами». После родов мама долго оставалась в постели; и когда она встала, то начала надевать широкие азиатские одежды с драпировкой, скрывающие фигуру. Как-то матушка в шутку пожаловалась мне, что у нее только глаза, руки и голос остались так же хороши, как раньше, – и я видел, как печалит ее утрата красоты…
Но для отца Эльпида всегда была прекраснее всех. И для меня тоже.
Летом Никострат вдруг заявил, что хочет отправиться в Спарту; и тогда мама сказала, что должна плыть с ним. Я догадался, зачем: они хотели повидаться с Лакоником, с моим братом, которого там воспитывали опекуны – и совсем скоро должны были отдать в агелу 7 !
7
Агела – школа для спартанских мальчиков (первый этап обучения), с 7 до 12 лет.
– Возьмите и меня! – воскликнул я, охваченный жгучим желанием повидать этот суровый край, где делают настоящих мужчин.
Отец посмотрел на меня долгим взглядом – а потом покачал головой.
– Тебе это ни к чему, Питфей. Твой брат совсем тебя не помнит.
Я хотел пылко возразить; но тут вдруг осознал причину, по которой Никострат не может взять меня в Лакедемон, и опустил голову, онемев от стыда.
– Я понимаю, – пробормотал я. Теперь отец смотрел на меня с с жалостью, которую испытывал нечасто – и которая была мне как острый нож.
Матушка быстро подошла ко мне и потрепала по плечу.
– Ты нужен дома, Питфей, слышишь?.. Ты будешь за старшего. И присмотришь за Гармонией и за малышкой.
Я кивнул; и постарался приободриться. Это был второй случай, когда меня оставляли дома совсем одного – не считая слуг. В первый раз отец с матерью ездили в Египет, когда мне было пять. Но, конечно же, в девять с половиной лет мне следовало отвечать за сестер наравне с нашими взрослыми рабами, если не больше!
– С девочками ничего не случится, – обещал я, заставив себя улыбнуться. Мама поцеловала меня и назвала своей опорой…