Сын Моржа и Куницы
Шрифт:
— Даша! Дашка! Стой, ураган чёртов!
Девчушка оглянулась и засмеялась в голос, убегая в сторону «лягушатника». Крокодил меланхолично шлепал за ней по воде.
Женщина казалась странно знакомой, но в Липецке Егор прожил всего два года после рождения и никого здесь не знал. Отец сюда иногда ездил, а он оставался дома, в Королёве, куда семья перебралась после смерти матери.
Лишь раз Егор с отцом поскандалил и даже всерьёз поссорился, когда в десять лет захотел скататься в Липецк вместе и побывать
Мертвенно-бледное лицо отца с крепко сжатыми синеватыми губами навсегда врезалось в память. Тему про новую маму Егор больше не поднимал.
А в этом году отец совершенно неожиданно сорвался, бросил работу, купил билеты на себя и сына. И вот, целую неделю они гуляли по родному, но совершенно позабытому Егором городу. Чаще всего валялись на пляжном песке или бродили вдоль прудов, речек и ручьев. Отец будто задался целью ознакомить сына со всеми местными водными ресурсами, не исключая самых мелких родников и болотец.
Иногда на него такое находило.
Съездили и на Липецкое море, где провели ночь в палатке в обнимку с комарами.
Егор не жаловался, нет! Утром укоризненно взглянул на отца заплывшим от укусов левым глазом. Этого хватило. Палатку шустро сложили, сдали хозяйственнику турбазы и вернулись в цивилизацию.
...Егор неожиданно осознал, что стоит и беззастенчиво пялится на беременную молодуху. А та, алея щеками и сдвинув брови, хмуро смотрит в ответ.
— Задумался, — неловко пробормотал Егор и поспешил на мост.
Протолкался через толпу, дождался, пока на «горбу» освободится местечко, прижался к ограждению и внимательно всмотрелся вдаль: не мелькнёт ли яркое пятно? Что та девица «не его», Егор был уверен. Но ведь необычная, да может еще и китаянка?
«А они все мастерицы», — вспомнил слова отца и покраснел.
Увы, «мастерица» пропала. Дальше вверх по течению берег заворачивал направо, и большей частью зарос осинами, вязами и ивняком до самой воды. Но за деревьями хватало места для компаний, шашлыков и игры в волейбол.
Видать, там анимешница и летает. Как игла. Шух, шух!
Центральный пролёт невысок, метра два от воды. Но если взобраться на ограждение, выйдет отличный трамплин. Вот и сейчас позади Егора загомонили, заржали, и раздались гулкие удары тел об воду. Он обернулся, и вместе с собравшейся толпой смотрел, как карабкаются на ограждение мальчишки и девчонки, отталкиваются и пытаются войти в воду как можно дальше от моста.
С изрядной завистью смотрел. Ему ж такое не светит. Широкая кость, жаба подери!
Те, кто спрыгнул, мощным кролем рвались вперёд, к причалу лодочной станции. Вдоль берега вытянулось
Похоже, соревновались на спор. По крайней мере половина юной компании отправилась обратно по земле, обмениваясь по дороге крепкими щелбанами. Толкались, ставили подножки, вопили и бегали друг за другом.
Но весь этот гвалт перекрыл пронзительный крик давешней молодухи. Она стояла у уреза воды и указывала на Егора.
— Даша! Даша! Дашенька! — захлебнулась криком и завизжала.
Егор перевесился через ограждение. На воде плавал синий крокодил. Течение медленно утягивало его под мост. А в крокодила вцепилась детская рука.
Рука разжалась и без всплеска исчезла под водой.
В следующий миг Егор оттолкнулся правой ногой, взлетел на ограждение и, зацепившись стопой за поручень, неловко грохнулся в воду. Живот обожгла боль и тут же прошла. По словам отца, мужчины их семьи отличались редкой живучестью. Вот и у прадеда с бескозыркой история случилась…
Мысль мелькнула и исчезла.
Егор тонул.
Что хорошо в широкой и тяжёлой кости, она замечательно тонет. Никакого груза не надо. Бульк! и ты ломиком на дно. Что плохо в широкой кости… да то же самое.
Задергавшись лягушкой, Егор сумел задержаться на одной глубине.
Вокруг зеленела мутноватая вода. Лучи солнца пробивались самое большее на метр-полтора, глубже река темнела, и под ногами, казалось, разверзлась бездонная чёрная бездна. Вроде и неглубок рукав, илом и песком затянут так, что фарватер приходится чистить, но девчонке хватит. Да и Егору тоже.
Он закрутился, пытаясь оглядеться. Рванул в одну сторону, в другую. Больно ударился рукой о понтон. Где-то наверху синело пятно надувнушки, и Егор решился — нырнул, уходя во тьму и шаря руками вокруг себя.
А воздух уже рвался из груди.
В глазах темнело. Казалось, река душит, выжимает с воздухом и жизнь. Всё было как тогда, семь лет назад, когда он удрал из-под присмотра отца купаться на Клязьму и, точно как мелкота с крокодилом, полез на глубину.
И, как тогда, Егор закричал. Молча.
Мир вздрогнул, вода превратилась в желатиновое желе.
Всё вокруг залил мертвенный серый свет. И словно на старой мутной фотопластине с толстым желатиновым слоем, левее и значительно ниже, проявилось тельце, медленно падающее в жадную тьму.
Свет поблёк, исчез. Желе обратилось в воду.
Но направление Егор запомнил.
Что хорошо в ломике, он всегда при тебе. И если правильно его направить, то утонешь в нужную сторону. Иногда Егору казалось, что и правда есть такой орган в теле, тяжёлый, прочный и простой… как ломик.