Сын земли чужой: Пленённый чужой страной, Большая игра

Олдридж Джеймс

Руперт встал и подошел к окну. Садовник в парке срезал блестящими ножницами невысокие тюльпаны. Чик-чик-чик — и цветы падают.

— Когда ты приедешь в Советский Союз, — продолжал адмирал, — ты должен посмотреть на все, что там увидишь, глазами стратега. Тут нужен двоякий подход. С одной стороны, ты должен думать о том, какой удар они могут нанести нам, а с другой стороны — мы должны знать, в чем они уязвимы.

— Разве вы этого еще не знаете? — спросил Руперт.

— Да, но только с узковоенной точки зрения. А нам надо нечто большее, чем военным. Понимаешь?

— Не совсем.

— Если ты сможешь свободно передвигаться по Советскому Союзу, — сказал адмирал, —

да, впрочем, и по любой другой стране, ни на минуту не переставая прикидывать в уме, что собой представляет эта страна со стратегической и психологической точки зрения и что может тебе дать для понимания этой страны каждое замеченное тобой явление и каждый человек, с которым ты сталкиваешься, — ты будешь просто поражен тем, что тебе откроется. Понимаешь?

— Более или менее.

— Но тебе надо иметь особый подход ко всему, что ты видишь, Руперт. Тебе надо научиться смотреть на каждую сторону их жизни с особым прицелом — на все: на местность, людей, события, даже на детей! Ты должен спросить себя: «Если нам когда-нибудь придется воевать с этой страной, что нам следует о ней знать?» Больше того: «Что нам следует о ней знать, если мы решимся взять ее в союзники?»

— А вы-то сами что предпочитаете? — шутливо осведомился Руперт.

— Не смейся, — возразил адмирал. — Коммунизм, сам знаешь, штука в общем не очень приятная. Но надо остерегаться и узости взгляда. Ты должен на все смотреть глазами военного, дипломата, пропагандиста, десантника, разведчика и, в конечном счете, стратега, который разрабатывает военную операцию. Ты следишь за моей мыслью?

— Да, конечно.

— И тогда ты увидишь там все совсем в другом свете, по-новому. Через какое-то время это занятие покажется тебе очень увлекательным. Ты будешь вести подлинную разведку, и в нее войдет все, что ты будешь там делать и наблюдать, а это значит, что интерес к стране у тебя возрастет, знание ее станет куда полнее, а польза, которую ты нам принесешь, увеличится во сто крат. И поэтому, когда ты будешь писать нам свои донесения, это не будет работой узколобого военного наблюдателя, а всеобъемлющим анализом психологии народа, начиная с его отношения к правительству или с отношения учащихся к их учебным заведениям и кончая расположением телеграфных столбов в определенной местности, манерой носить рубашки и даже тем, как они балуют своих детей. Словом, ты будешь давать исчерпывающий анализ всего, что полезно знать. Это и есть всесторонняя разведка. Так бы, наверно, работали люди эпохи Возрождения, если бы им понадобилось высокоорганизованная разведывательная служба. Понимаешь?

— Великолепно понимаю. Задумано здорово, — подтвердил Руперт.

Адмирал подставил лицо солнцу и улыбнулся.

— Я знал, что ты это оценишь. Пока что мы не очень большая организация, хотя уже имеем кое-какие достижения. Тебе может показаться странным, что этим занимается морская разведка. А почему бы нет? Даже лучше — путает карты Однако теперь ты видишь, чем для нас ценен такой человек, как ты. И так же, как ты, мы не ортодоксы. Ты сразу можешь нам дать все, что представляет для нас интерес. Известно, что ты человек независимый, богатый, хотя я-то знаю, что ты отдал все свои деньги матери. Но мы будем платить тебе больше, чем ты сможешь истратить на жизнь. К тому же у тебя есть некоторые технические знания и довольно широкий кругозор. Археология — это, знаешь ли, просто прекрасно. И даже твоя стычка со службой безопасности нам полезна, потому что никто не заподозрит, что ты сам там работаешь. Словом, все складывается как нельзя лучше.

— Значит, вы предлагаете мне работу? — спросил Руперт.

— Конечно.

— Из-за

моих несколько необычных качеств?

Адмирал почему-то покраснел и снова застенчиво отвел глаза.

— Вот именно. А если говорить серьезно, Руперт, то я хорошо тебя знаю и уверен, что это дело тебя увлечет. И, по-моему, не только в Советском Союзе. Для тебя почти повсюду открыто неограниченное поле деятельности. Даже среди наших друзей и союзников приходится вести такую работу. Ты можешь поехать в какую-нибудь союзную страну с той же целью и тоже принесешь нам большую пользу. Мы выясним, что думают наши друзья и как нам себя с ними вести, чтобы большего от них добиться. Видишь, как это важно?

— Похоже на бывший отдел психологической войны.

— Нисколько! Ну, что ты говоришь! Абсолютно ничего похожего. Наша разведка— разведка вглубь. И если нас занимают вопросы национальной психологии, то это только одна из сторон нашей деятельности. Мы вовсе не хотим следовать рецептам Макиавелли. Мы хотим проникнуть в душу нации, обнаружить ее национальные слабости, уязвимые места. Но нам нужны и обычные, объективные сведения — куда ведут дороги, велики ли порты, где стоят радарные установки. Мы не выделяем этой информации, мы присовокупляем ее к остальной. То есть нам нужен максимум фактических сведений о портах плюс максимум понимания национального характера, такого понимания, какое необходимо, чтобы выяснить, скажем, отношение ребенка к родителям и учителям.

Теперь Руперт уже не удивлялся, зачем здесь столько книг и журналов и почему в отделе сотрудничают научные работники, а руководит ими Дж. Б. Лилл, владеющий несколькими языками и обширными познаниями в области культуры и жизни самых разных народов, стоящих на разных уровнях человеческого развития. Все это было необходимо для разведки.

— Видишь ли, Руперт, — произнес адмирал с неожиданно простодушной улыбкой, — ты будешь заниматься чем-то гораздо более значительным, чем простой шпионаж. Я ведь знаю, что у тебя на уме. Но ты должен преодолеть эти глупые предрассудки.

Руперт кивнул. Он оценил замысел адмирала и почувствовал его целесообразность. Руперт даже мог представить себя причастным к такому делу. Однако его не так-то легко было убедить в том, что он идеальный человек для подобной цели.

Но адмирал знал, с кем говорит.

— Ну что ж, — сказал он Руперту. — Я не требую, чтобы ты кидался в омут очертя голову. Если угодно, я пока все же зачислю тебя к нам в штат, а там видно будет.

— Не надо, — отказался Руперт. — Лучше я обдумаю свое решение, не состоя у вас в штате.

— Я ведь, в сущности, предлагаю тебе деньги. Ты же без работы?

— Да, но я как-нибудь обойдусь, — поспешно заверил его Руперт.

— Ну, смотри. Да это и не играет роли. Я ведь знаю: тебя интересуют не деньги. Да я и не хочу, чтобы ты относился к этому, как к службе. Надо, чтобы ты увлекся. Только тот, кто глубоко увлечен делом и видит всю важность нашей затеи, сможет быть нам полезен. Вот и все, что мне от тебя надо. Если ты такой, каким я тебя представляю, я уверен, что подобная работа придется тебе по душе. Ну, так как?

— Вы же знаете, адмирал, что у меня свои взгляды на работу.

— Мне они не помешают.

— Мне всегда казалось, что работа должна быть целесообразной. Человек должен приносить пользу.

— Конечно. А разве от того, что предлагаем мы, не будет пользы? На нашей работе тебе придется призвать на помощь все твои способности, все твои дарования. И пользоваться ими не от случая к случаю, а постоянно, все время, — подчеркнул он.

— Может быть, — с сомнением протянул Руперт. — Но какова все-таки конечная цель?