Сыновья Беки
Шрифт:
– В таком случае, Саад, тебе не видать коня как своих ушей! – погрозил Касум плетью назад и двинулся дальше.
На подъем конь пошел шагом. Касум не стал его подгонять. «Наверстаю на спуске, – подумал он. – В Моздоке продам лошадь, сколько бы ни дали, – и домой!»
Всего два дня пути отделяют его от родных гор, от родного села, от матери. Мать! Как она там? Может, увидит сына – поправится?
Касум ехал и прислушивался к топоту коня, как бы отсчитывал – ведь с каждым шагом ближе дом!..
Станица
Из рва вдруг вышли двое и встали на дороге. Оба с винтовками.
Весной у станичников увели коней, и с тех пор они регулярно выставляли посты. Но откуда было Касуму знать об этом.
Сейчас перед ним был один из таких постов.
Касум резко осадил коня. Он понимал, что не с добром вышли эти двое на дорогу вооруженными.
Один что-то говорил, глядя на Касума, и поднял винтовку.
– Не стреляй, Степан, – остановил его другой. – Узнаем сначала, что за человек.
– Что за человек! Не видишь, что ли? Горец!
Степан, сын станичного богатея, давно усвоил то, что слышал от всех, кто бывал у них в доме: ингуши – воры, абреки, их надо убивать. Авдей в станице вроде бы как атаман, с ним считаются все. Он богат, а богатого кто же не чтит.
Степан жаждет пойти дальше своего отца. Богатства наживать ему не приходится – без того хватает. Он мечтает прославиться своей храбростью, смелостью.
В дозорные Степан ходил с особым удовольствием. Все надеялся встретить абрека-конокрада. Но каждый раз возвращался огорченный, словно охотник, которому так и не попалась дичь.
И вот удача. Перед Степаном не «дичь», а «зверь». Уж завтра утром мать не будет утешать его в печали, а Кондрат Бычья голова не станет хвастать тем, что убил горца. Он-то уложил несчастного старика, возвращающегося из Моздока с базара. А перед Степаном всадник, молодой, сильный. И если он не абрек, то уж наверняка вор. Не понимал Степан того, что, будь этот всадник абреком или вором, не стоял бы он так спокойно посреди дороги.
А бедняге Касуму и в голову не приходило, что, столь далеко отъехав от Сагопши, он вдруг встретит совсем неожиданную опасность. Дагестанец стоял в растерянности, не зная, что же предпринять: то ли подъехать к ним, то ли повернуть коня и ускакать? Пожалуй, от этих не уйти. Вот один держит винтовку наготове, того и гляди выстрелит. А другой пошел к Касуму.
– Глупый, не ходи, – крикнул Степан, – думаешь, он не вооружен?
Но тот не ответил и шел вперед. Степан двинулся за ним.
Касум стоял не шевелясь. Ему больше ничего и не оставалось, как спокойствием своим убедить их хотя бы в том, что человек он мирный.
– Каков конь! – вырвалось у Степана. – Не иначе – абрек. – Он щелкнул затвором и закричал: – Слазь
– Степан, не горячись, – придержал парня за локоть товарищ.
Но тот отскочил от него и прицелился. У Касума мелькнула мысль: «Не достать ли кинжал?» Но тут же он подумал: «Что кинжал против винтовки? Только еще больше обозлятся».
Видя, что всадник вроде бы не собирается защищаться Степан совсем осмелел.
– Не тронь, – попытался еще раз удержать его напарник, – человек, похоже, мирный, пусть себе едет…
Но Степан не слушал.
– Эй ты! Слазь, зверюга!
Касум, в упор глядя, покачал головой. Кто знает, что он этим хочет сказать: то ли не слезу, то ли не стреляй? А может, и то и другое сразу. Как бы там ни было – выстрел раздался. Конь шарахнулся в сторону. Касум, обеими руками схватившись за грудь, еще сидел, слегка, правда, откинувшись назад. Но тут раздался второй выстрел – и Касум свалился на землю.
– Чуть отъехав, конь остановился. Когда Степан подошел к нему, конь стоял и словно в удивлении смотрел на лежащего на земле человека.
– Зря ты это, – недовольно пробурчал напарник Степана, – человек мирно ехал своей дорогой…
– Все они мирные! – сказал Степан, высвобождав стремя. – Ты лучше подержи лошадь, не то ускачет.
– Не буду держать! – зло отрезал напарник и, махнув рукой, пошел прочь. – Не стану я тебе помощником в таком деле!
– Трус! – кричал ему вдогонку Степан. – А еще казак!
– То-то и оно, что я – казак! А казаку не к лицу грабить да не винных людей убивать.
– А как они коней наших станичных угнали, забыл?
– Да он, может, и знать-то об этом не знает.
– Ага, не знает он! – И Степан поволок убитого с дороги.
К утру пополз слушок. Так, мол, и так: ночью дозорные на посту вора убили, ехал тот на украденном у казаков коне – и пристрелил его Степан. Одни говорили, что у вора было два коня, другие называли и того больше.
А конь еще до света угнали в Моздок, чтобы соседи его не увидели.
7
И вот Касум снова в Сагопши. Лежит на арбе в самом центре села. Народу вокруг не счесть. Тут и мужчины, что идут с молитвы, женщины, возвращающиеся с базара… Здесь же толпятся дети.
– Да простит тебя Всевышний! – бормочет каждый, кто вновь подходит.
Некоторые в ужасе отводят глаза: пуля изуродовала лицо Касума, разорвала ему щеку.
– О Дяла! – часто вскрикивают женщины и тут же спешат уйти.
Только дети не спешат уйти. Они теснятся у самой арбы.
Не все сельчане знали Касума. Вечно занятый делом, он за годы работы у Саада почти никогда не выходил на майдан. А сейчас, изуродованный, и на себя-то не похож.
– Откуда он родом? – спрашивают некоторые.