Сыны Дуба

Волвертон Дэйв

Я видел, — смиренно сказал Боренсон. Мы знали, что этот день наступит. Он произнес эти слова, но не почувствовал их. Казалось иронией, что отец Фаллиона вел ожесточенную войну против Раджа Ахтена и его ткачей огня только для того, чтобы произвести на свет своего собственного ткача огня.

Это соблазнительная сила, — сказала Миррима. Те, кто его использует, учатся жаждать разрушения. Они жаждут потребления.

Фаллион – хороший мальчик, – сказал Боренсон. Он будет бороться с этими побуждениями.

Голос

Мирримы стал прерывистым: Он проиграет этот бой. Ты это знаешь, и его отец знал это.

Боренсон решительно стиснул зубы. Непроизвольно он подумал о проклятии, которое Асгарот наложил на Фаллиона, предсказывая будущее войны и кровопролития. Не поэтому ли Фаллион сейчас осознал свои силы?

Или это было частью плана Асгарота — подтолкнуть мальчика, заставить эти силы пробудиться до того, как он станет достаточно зрелым, чтобы справиться с ними?

Боренсон никогда по-настоящему не знал ткача огня. О, он сражался с ними в армии Раджа Ахтена и видел, как несколько человек демонстрировали небольшие навыки управления пламенем на летних фестивалях, но он никогда не был знаком ни с одним из них близко. Он никогда не пытался его вырастить.

Габорн, конечно, предупредил его, что это произойдет. Он предупреждал его давным-давно, когда умолял Боренсона стать защитником Фаллиона.

Дайте ему что-нибудь, за что можно держаться, — предупредил Габорн. Он не всегда будет нуждаться в твоем мече, чтобы защитить себя. Но ему понадобится ваша любовь и ваша дружба, чтобы защитить его от того, кем он может стать. Ему понадобится отец, кто-то, кто будет поддерживать его связь с человечностью, а меня там не будет.

Боренсон остановился и потер виски. Почему я позволил Габорну уговорить меня на это?

Но он знал ответ. Были некоторые работы, которые были просто невозможны для обычных людей, работы, которые заставили бы их пошатнуться или сломаться. И некое сочетание глупости, дерзости и необходимости защищать других вынудило Боренсона согласиться на эту работу.

Устало он повел Мирриму к их кровати.

Во сне Рианна лежала на ветке вяза, холодный мох и кора прижимались к ее обнаженному телу. Ее одежда была мокрой и прилипла к ней, как влажные тряпки, а промежность болела от того места, где стрэнги-саат отложила яйца, большая самка сжимала яйцеклад между ног Рианны, не обращая внимания ни на боль, ни на разрывы, ни на кровь, ни на Рианну. кричит.

Изнасилование произошло недавно, и Рианна все еще надеялась на побег. Она огляделась в предрассветном свете, свет только начинал смывать звезды с небес, и ее дыхание стало прерывистым.

Она слышала крики в лесу. Крики других детей, рычание и рычание стрэнги-саатов, словно далекий гром.

Пока она слушала, крики поднялись повсюду. Север, юг, восток и запад. Она не смела пошевелиться. Даже если бы она попыталась уползти, она знала, что они ее поймают.

И все же ей пришлось попытаться.

Дрожа,

почти слишком напуганная, чтобы пошевелиться, она повернула голову и посмотрела вниз. Земля находилась в двадцати футах ниже, и она не могла разглядеть ни простого пути вниз, ни другого пути, кроме как прыгнуть.

Лучше быстрая смерть от падения, — подумала она, — чем медленная смерть от замерзания.

Легким толчком она наклонилась в сторону, позволяя своему телу скользить по конечности. Начав падать, она извернулась в воздухе, схватившись за конечность. На мгновение она прижалась, ее ноги раскачивались в воздухе, пока не позволила себе упасть.

Мокрые листья и мусор смягчили ее падение, сопровождаемое звуком хруста веток под ее весом, словно мышиные кости.

Ее ноги не выдержали веса, и она упала то на задницу, то на спину. Сотрясение причиняло ей боль, мышцы напрягались почти до точки перелома, и она не была уверена, насколько быстро она сможет уйти, хромая.

Ничего не сломано, — с надеждой сказала она себе. Ничего не сломано.

Она поднялась в сидячее положение и всмотрелась в темноту. Под деревьями были тени. Не те тени, к которым она привыкла, а более глубокие тени, которые двигались сами по себе.

Стрэнги-сааты черпали свет из воздуха, окутывая себя мраком, как это делали темные славы в преисподней.

Они видят меня? она задавалась вопросом.

Она подождала короткую секунду, затем вскочила на ноги и помчалась, чтобы не отставать от ритма своего учащающегося сердца.

Обладая даром метаболизма, она надеялась, что сможет обогнать монстров.

Но не успела она пройти и тридцати шагов, как ее окутала тень и что-то ударило ее сзади и заставило растянуться.

У нее был стрэнги-саат. Он держал ее под огромной лапой, когти слегка впились ей в спину, а глубоко в горле он рычал.

Она услышала слова в своем уме. Больше, чем мечта или ее воображение. Она услышала слова. Ты не сможешь убежать.

Рианна выпрямилась, оказалась в трюме корабля и почувствовала, как он мягко покачивается под ней.

Это было больше, чем сон. Это было воспоминание о времени, проведенное со стрэнги-саатами, воспоминание, от которого она знала, что никогда не избавится.

Единственное, что не было настоящим, — это голос стрэнги-саат. Существа никогда не разговаривали с ней, никогда не говорили в ее голове.

Она внезапно забеспокоилась, что существа все еще охотятся за ней. Ей удалось сбежать, но она беспокоилась, что это было лишь на время.

Она задавалась вопросом, даже если это было больше, чем сон. Могло ли это быть сообщение? Были ли стрэнги-сааты способны на Посылки? Могут ли они навязывать ей сообщения во сне?