Табу Ре Ткин
Шрифт:
– Старец наш так объяснил: "Рождается дитя, и много страданий матери приносит. Но она, не смотря на принесенную ей боль, любит свое дитя с самого его рождения. От него толка ни какого. Одни не удобства. А она рада и бросает все радости былые ради этого создания. Мучается, к примеру тот животиком. Она положит его на колени, гладит его. То возьмет да и обгадит ее. А ей радость - у ребеночка боль прошла".
– Это как раз из области - любовь свыше. Да и ребенок, все же родное существо.
– И я так же ответил. На это старец другой пример привел. Заводят некоторые собак. Возьмут
– Это тоже предрасположенность должна быть. Я животных не люблю, заводить их не буду.
– В каждом есть к кому-то предрасположенность. Ее надо только развить и через понимание этого возлюбить все на земле - и людей, и животных, и букашку последнюю, и сам воздух.
– Ты это понял. За что же тебя выгнали?
– Начал я в других своих сомнениях теребить старца. За что дети страдают? Старец мне: " Боль матери доставил - значит грешен". Я ему - то по воле божьей. Бог так велел: "Умножая умножу скорбь твою в беременности твоей; в болезни будешь рожать детей".
– А он что?
– Плюнул на землю.
– Наверное правильно. Все с болью рожают. Зря ты ему задвинул про роды.
– Не все. Кенгуру без боли родит.
– Да?
– Да.
– Ну, что дальше.
– Дальше... В монастыре жизнь не сахар, а многие не по вере туда пошли, особенно молодежь. От армии скрывались. Берут всех, только с начало послушники. Послушание - труд не легкий. Вставать рано, ложиться поздно. Монахи, те больше молятся, а послушники больше работают. Я и спрашиваю: "Почему так? Получается одни и на себя и на других работают, а другие только душу спасают, за чужой счет?"
– Как за чужой счет?
– Когда молитву творишь, то как бы к Богу ближе становишься. Чем больше - тем ближе. Вот и выходит, что в то время, пока один другому рясу стирает, этот другой грехи замаливает.
– Старец как отреагировал?
– Пошел к настоятелю. Меня и выгнали.
– Как же ты с такими мыслями в монастырь попал?
– Матушка была богомольная. Когда умирала, завещала идти в монастырь. Я и пошел. "Почитай отца твоего и мать твою".
Сергей Сергеевич представил детство Тихона. Скорее всего, тот был изгоем детского общества. Мать, подвязанная платком, с опущенными глазами. Тихон, стоящий рядом с ней в церкви. Клички: "Попенок" или "Исусик". Разбирательства на классных занятиях. Сейчас почти все в церковь ходят. Вроде бы нормально. А тогда... Верить в Бога - быть чуть ли не дурачком. Хотя, Тихон был наверняка умнее многих материалистов, которые не искали изъянов в теории Дарвина, заучивая наизусть преподносимые им как истины теории.
– Ну а вообще, как жизнь монастырская?
Тихон пожал плечами.
– Обыкновенно. Там то же люди живут, а не святые угодники. И не равенства, и греховности и там хватает. Те, что от службы отлынивали, про монахов вообще были не высокого мнения. Я сам не замечал, а они такие гадости про них рассказывали.
– Какие?
– Что в пост - колбасу едят;
– А на самом деле?...
– Точно не скажу, только одного, особенно богомольного и больше всех настоятелем не довольного, в другой монастырь перевели. До меня были случаи, когда монахов выгоняли, за что не знаю. Несколько послушников сами ушли. Человек он и в монастыре человек. Я так понял, сколько не молись - лучше не станешь. Одной молитвой душу не очистишь. Нужно еще что-то делать. Как в писании сказано: "по делам их узнаете...".
– Теперь куда идешь?
– Спросил Сергей Тихона.
– Где-нибудь в деревне найду фермера. Буду жить у него. Еда и крыша над головой будут.
– А ты акын?
– поинтересовался Тихон.
– Да нет.
– Под воздействием сиюминутного чувства сородства, отринутых обществом, людей, Сергей рассказал своему новому знакомому: и о приходе вестника из далекой Тувы; о миссии которую он должен выполнить; о разводе с женой; об убийстве в поезде, о побеге из комфортабельной тюрьмы. Рассказал и о спасителе, которого послал выходец из горного края, утаив только, что тот работает в ФСБ.
– Пошли с нами?
– Куда?
– В Туву.
– Пошли.
Объединенные одной целью, они присоединились к обществу.
На следующий день Табуреткин, в сопровождении Тихона, отправился на встречу с майором.
– Кто такой?
– спросил Владимир Петрович, Сергея, указывая на стоявшего поодаль Тихона.
– Попутчик наш.
– Зачем? Откуда он взялся?
– Здесь познакомились. Это бывший монах. Его из монастыря выгнали. Ему идти не куда.
– Про меня не рассказывал?
– Сказал.
– ?
– Только, что Вас послал Кужугет.
– Это хорошо. Как звать не говорил?
– Нет.
– Не правиться он мне, что-то...
– Нас двоих ищут, а здесь трое. Для конспирации хорошо.
Владимир Петрович не нашел, что возразить. Оценив бывшего монаха, решил, что может пригодиться: вдруг минное поле - можно первым послать, пойдет...
– Ладно.
Майор подошел к Тихону.
– Владимир Петрович.
– Тихон.
– Ну что друзья. Сегодня эта бадяга закрывается. Здесь будет пусто. Завтра в путь.
– Он обратился к попутчикам, взяв на себя обязанности руководителя экспедиции.
Табуреткин и Тихон не возражали. Они были согласны не думать о проблемах быта, и потому рады, что административные проблемы взял на себя господин Андреев.
Проведя день в обществе акынов, к ночи они уединились в лесу, в ожидании утра и новых свершений.
У костра сидели трое мужчин: бывший майор Владимир Петрович Андреев, а ныне путешественник; бывший мирянин Павел Викторович Меньшиков, а ныне отрок Тихон; бывший офисный работник Сергей Сергеевич Табуреткин, а ныне Пророк и Учитель Табу Ре Ткин. Огонь горел, высоко в небе мерцали звезды. Вокруг ни кого не было. Теплая ночь умиротворяла. Было хорошо и спокойно. Молчали, глядя на догорающие угли.