Таинства любви (новеллы и беседы о любви)
Шрифт:
Олег невольно рассмеялся и распрощался.
Он жил в старом доме, в небольшой коммунальной квартире, с соседями пенсионного возраста, продолжающими, впрочем, работать. В комнате его едва помещались старый диван у двери, шкаф и письменный стол у окна с видом (в отдалении, и то если привстать) на Литейный мост с “Авророй” в устье Большой Невки. Вся стена справа у входа была заставлена книгами – единственная роскошь и отрада одинокого отшельника, ибо, имея такое пристанище, весьма далекое от современных удобств, поневоле станешь им. Приятели не засиживаются, а какая-нибудь приятельница, нечаянно забежав к нему, чувствует себя так, как будто оказалась в его объятиях.
Он вошел к себе, переоделся, расстелил постель и сел за стол собраться с мыслями. Людмила Ефимовна явилась его внутреннему взору, - в ее глазах, круглых, светло-карих, светилось живое, чистое влечение. Удивительная женщина! И она может одарить тебя счастьем и окружить заботой.
“Да, да! Я могу!” - улыбалась она тихо, словно сдерживая в себе любовь и страсть к созиданию, к жизнетворчеству, тем более сильную, что ее постоянно сбивали с пути истинного то обстоятельства, то мужчины.
“Я верю! – отвечал он ей. – Но беда в том, что ты была и останешься в моих глазах женой моего брата”.
“Соломенной вдовой, - проговорила она, ломая себе руки. – В том-то и драма моей жизни!”
Он выключил свет и растянулся в постели, но все равно разговаривал с Людмилой Ефимовной, закрывая глаза, то есть уже погружаясь в сон.
Братья виделись редко. Слишком самостоятельные и нетерпеливые в суждениях, они не искали опоры друг в друге, а если сходились, то, о чем бы между ними речь ни зашла, например о дрейфе материков, о битниках или “культурной революции” в Китае, все рождало непримиримые разногласия. Случалось, в горячке спора они вступали даже в драку, и один выставлял другого из своего дома. Правда, уже у дверей гнев сменялся то у одного, то у другого, а чаще у обоих смехом, и братья расходились, вполне отдавая должное друг другу, что на расстоянии уже ничем не омрачалось. Казалось, всегда и во всем они воплощали два начала. Если один был деятелен, другой – созерцателен, если один впадал в иронию и интеллектуализм в восприятии жизни, то другой лелеял в себе наив и природу, если один гордился своим знанием жизни, разумея под ним изнанку жизни, другой презрительно отворачивался от страстей человеческих и т.д. При том при всем все эти свойства были проявлениями не столько различий их характеров, в чем-то совпадающих и близких, сколько отражали как бы состояние мира, быстрые перемены в нем…
На следующий день вечером Сергей заехал в гараж, долго провозился с машиной, а наутро в ней выехал на работу. Зачем он это сделал, он вполне осознал к концу рабочего дня, когда поспешно подкатил к институту, в котором работала Людмила Ефимовна.
Он не вышел из машины. Опершись о руль, смотрел перед собой, не замечая яркого света и мельтешенья нарядной публики за ветровым стеклом. Он думал, нет, он чувствовал усталость и равнодушие. С годами все труднее становилось жить – чисто психологически, радостей никаких. А там – старость и смерть. Странно, зачем все это?
Вдруг его глаза различили свет, публику и знакомую, отчаянно знакомую головку с девичьей прической “конский хвост”. В светло-желтом, модной ткани, костюме, в самом деле молодая и красивая, черт ее дери! А он уже наполовину поседел и вообще выглядит старше своих лет. Людмила уходила одна. Она пересекла Невский, забежала в парфюмерный магазин и, выходя, направилась в сторону Гостиного. Теперь он мог, проезжая мимо, заметить ее и окликнуть:
–
Людмила Ефимовна только ахнула. На них смотрели прохожие и невольно оглядывались. Кому могло прийти в голову, что это встретились разведенные супруги? Наоборот, в воздухе повеяло началом романа. Нет ничего легче сыграть минутную роль счастливого существа.
– Сережа! Добрый день! Поехали, - Людмила Ефимовна села в машину, и она понеслась вперед. – Только мне некуда спешить. “Ямщик, не гони лошадей…” - чуть нараспев произнесла она.
– Здравствуй, Люся, - сказал Сергей Павлович дрогнувшим голосом. Он был сентиментален, а с годами – все больше.
– Будет лучше, если ты скажешь прямо, чего тебе от меня надо.
– Так уж прямо, - обиделся Сергей Букин.
– Ты десять лет проезжал мимо, не останавливаясь. Зачем же сегодня?
– Десять лет проезжал мимо!
– А что, не так?
– Красиво сказано!
– Красиво живем. А все горько плачем.
– Ну, Люська! – восхищенно произнес Сергей.
– Я тебе дам Люську!
Сергей Павлович даже голову втянул в плечи, так ее слова прозвучали, - как ударила она ими.
– А, испугался! – Людмила Ефимовна весело рассмеялась.
– Что я хочу тебе сказать… - Сергей Павлович решил высказаться сразу, без обиняков. – Оставь моего брата в покое.
– Ах вот оно что! Это Саня придумал.
– Что он придумал?
– Выдать меня замуж.
– Выдать замуж? За кого?
– За дядю. Это он нас свел. Сватает. А ты против?
– Конечно, против!
– Почему?
– Неужели ты всерьез приняла детскую фантазию?
– Этот мир прекрасен детскими фантазиями.
– Знаешь, ты уже стала рассуждать совершенно, как Олег.
– Между нами много общего. Чему я так рада…
– Оставь его в покое.
– Ну что ты заладил! У него своя голова на плечах, и не чета твоей. Пожалуйста, не вмешивайся. Соблазнять его не стану, а если он полюбит меня – не обессудь, совета ни у кого не спросим. Совет дан.
– Кем это?
– Я тебе сказала: Саней! – с торжеством заявила Людмила Ефимовна. – Останови. Я выйду здесь. Мне нужно. Будь здоров!
Людмила Ефимовна поняла: Сергей не зря забеспокоился; очевидно, Олег отозвался о ней как-нибудь очень хорошо, и она страшно обрадовалась, и тут же одернула себя: “Ямщик, не гони лошадей. Мне некуда больше спешить… Ямщик, не гони лошадей…”
В пятницу Людмила Ефимовна переговорила по телефону с сыном и выяснила, что, хотя отец и пытался запретить Сане ехать с дядей к ней, вынужден был отступить, зато вызвался их сопровождать, чтобы ничего не решали за его спиной, мол, он этого не любит. На одну минуту Людмила Ефимовна огорчилась было до слез, а потом решила: пусть так. Так даже интереснее. Идею Сани, детскую фантазию, не могла же она принять всерьез, а играть имеет смысл лишь в открытую. Насчет обеда она не беспокоилась, а вин и водки нарочно не припасла. В гости ожидала, что ни говори, не посторонних мужчин, а своих, когда обхаживать их особенно не пристало, в ее-то положении брошенной и одинокой.
И все-таки, несмотря ни на что, Людмила Ефимовна отлично понимала, что настал час ее торжества. Главное, не надо теперь спешить. “Ямщик, не гони лошадей!” Песня эта, самый ее мотив, обещали не конец, а начало нового пути. Глупо суетиться и спешить, когда веришь. А она верила. Впрочем, она всегда верила, ошибаясь и получая синяки.
В субботу Людмила Ефимовна встала позже обыкновенного: отоспалась как следует, чтобы выглядеть как можно лучше. И пока готовила обед – звонок. В дверях стоял Саня.