Так и было
Шрифт:
– Немцы в деревне! Слышите?
– Слышу. Если заставят разбирать воз, сзади меня открывай. Сколько их?
– Пока только часового вижу. С автоматом!
– Я его уложу, а ты автомат забирай. Коня поставь так, чтобы развернуться можно было. И трогай - нельзя долго задерживаться, - раненый сказал все это так спокойно, будто ему каждый день приходилось ездить в возе дров по деревням, занятым немцами.
Гришка послушался и к поджидавшему его фашисту заковылял, грея в себе надежду, что как-нибудь пронесет. А почему бы и нет? За дровами он ездит часто. И себе порядочно навозил, и соседям. Это вся деревня может подтвердить. Все
Бьются в голове мысли, наскакивают друг на друга. В глазах рябит, голова вниз клонится, чтобы фашиста не видеть. Не может взять себя в руки Гришка, не может казаться спокойным и равнодушным, не в силах одолеть жесткой петлей сжимающий горло страх. Часовой уже у воза. Злющий, автоматом размахивает. Надо часовому что-то сказать, но губы онемели, свело их в какую-то идиотскую улыбку, и не то, чтобы говорить, дышать нечем. Гришка видит, как фриц тянется к топору, видит, как от одного его удара двумя струями разлетаются в стороны концы перерубленной веревки и разъезжаются, начинают скатываться вниз уложенные сверху чурки! Если покажутся дуги, короткие поленья?…
День померк, на глаза накатила темнота, Гришка не сразу заметил, как выскочила из дома полураздетая тетя Варуша, бросилась к часовому, стала оттаскивать от воза:
– Чего к мальчишке пристал - нашел партизана! Племянник он мой, пле-мян-ник! Во-он в том доме живет. До смерти перепугал малого! Киндер он, киндер - разуй глаза, бесстыжий! Веревку-то зачем испортил - дров никогда не видал, что ли?
Что- то еще кричала тетя Варуша, оттесняя часового от воза. Возмущенно прыгала бородавка на ее лице. Она не знала, что везет племянник, и чувствовала себя правой. Напор тети Варуши подействовал на немца, он отвечал все реже. Заметив это, она пошла на мировую:
– Замерз тут стоять? Заходи в дом погреться, чаем тебя напою, - и пожилой, только теперь Гришка рассмотрел часового, немец бросил топор и пошел на свой пост.
Под горячую руку досталось и Гришке:
– Ты-то что верстовым столбом стоял? Не мог сам все обсказать?
Все еще ворча и ругаясь, тетя Варуша помогла уложить свалившиеся чурки, закинула на воз концы веревки, однако стянуть их и связать было невозможно.
– Ладно, пара чурок мне за твое спасение, племянничек, - сказала тетя Варуша и сбросила их на землю.
Но веревка снова не связывалась. Тогда Гришка забрался на воз, ухватил ее концы в одну руку и так, не дыша, доехал до дома. Проехать незамеченным в огород не удалось. Мать выбежала во двор:
– Работник у меня растет, ну и работник!
– и осеклась: - А что это на тебе лица нет?
Гришка посмотрел на нее долгим отсутствующим взглядом - о чем это она?
– и, с трудом ворочая пересохшим языком, прохрипел:
– Принеси попить, мама.
Удерживая концы веревки левой руки, правой взял ковш и припал к нему. Ковш отбивал на зубах дробь, вода стекала по подбородку, а он все пил и пил, как пьют измученные длительной жаждой люди.
– Да что с тобой случилось-то?
– нетерпеливо воскликнула мать. Не дождавшись ответа, обиженно поджала губы: - Онемел, что ли? Помочь тебе?
Гришка вернул ей пустой ковш и попросил:
– Не мерзни, мама. Я сам все сделаю.
– Ну и делай, раз такой гордый, - совсем рассердилась мать и
Он направил Мальчика в огород, посидел там на возу, прислушиваясь к головной боли и слабости в теле, потом стал разбирать дрова. В лесу он помогал загружать воз. Там чурки казались легкими, а за дорогу будто потяжелели. Еле сволакивал их на землю, с трудом укладывал к задней стенке конюшни. К раненому добрался уже в темноте, отвел его в тайник, укрыл как следует сеном и спросил, не принести ли ему какой еды?
– А матери что скажешь?
– Я незаметно.
– Вот это «незаметно» нас чаще всего и губит.
Раненый слышал перебранку тети Варуши с часовым, разговор Гришки с матерью и посоветовал быстрее идти домой. И Гришке хотелось этого, но надо было распрячь Мальчика, подбросить сена и еще, простодушно думал Гришка, лучше ему подольше побыть на дворе, чтобы не вышло чего плохого.
А у немцев что-то случилось: закричали вдруг, забегали, шум заведенных моторов послышался. Выбежал на улицу - в дальнем краю деревни мелькали красные огоньки машин. Вернулся в тайник, рассказал о внезапном отъезде фрицев. Раненый не удивился:
– Они собирались лес прочесывать, а мы, чтобы отвлечь их, другой удар приготовили, но запоздали почему-то. Теперь порядок. Говори, кто из нас в рубашке родился?
– Не я. Мне на немцев знаете как не везет?
– На них всем не везет, - усмехнулся раненый, - а вот на тебя и на твою тетю мне повезло. Это точно. Беги домой, не карауль меня больше.
В доме было тепло и сухо. На столе исходила паром картошка. Не чувствуя вкуса, он проглотил несколько картофелин и лег. Сделал вид, что уснул. Но не спалось. Среди ночи не выдержал и поднялся «проверить коня». Раненого уже забрали партизаны. И все сделали так тихо, что он, ни на минуту не сомкнувший глаз, ничего не слышал.
«Не бросают в беде своих товарищей партизаны, на большой риск идут, но выручают», - размышлял парнишка и радовался этому.
15. В партизанской бригаде
Выпавший, как все думали - окончательно, снег продержался недолго. На Псковщину прорвались теплые балтийские ветры и без солнца растопили, согнали его. Наступила распутица. Дороги раскисли, колеса по ступицу увязали в грязи. В это время, откуда-то издалека, пришла партизанская бригада, без боя заняла Телепнево, Коковкино и еще несколько деревень.
Это очень удивило Гришку. Он думал, что партизанские отряды небольшие, из-за этого прячутся по лесам и если и наносят фашистам урон, то тоже малый. А оказалось, что у партизан целые армии есть и фрицы даже связываться с ними боятся. Побежал своих партизан искать, но никого не встретил, а в соседние деревни не заглянешь - всюду посты расставлены. Тут у партизан порядок получше немецкого, привыкли они к бдительности, дисциплину соблюдают строго.
Не солоно хлебавши вернулся домой. Помыл в луже сапоги, поставил сушить на еще не остывшую плиту, и тут в дом зашли обогреться партизаны. Человек десять. Мать на радостях все припасы на стол собрала. Гости тоже были щедры. Пока чаевничали, рассказали, что бригада долго не задержится, день-два отдохнет и дальше двинется. Не ожидал этого Гришка и еще больше не ожидал, что после ухода гостей исчезнут сапоги. О матери и говорить нечего, такой крик подняла, что хоть из дома уходи, но она уже сама одевалась, чтобы к командирам с жалобой бежать.