Так и было
Шрифт:
– Ты с нами или?…
До дома лесника дошли без остановки. Перед ним залегли - вдруг полицаи, а не партизаны в доме. Из него никто не показывался.
– Партизаны, поди, ночью сюда приходят, - высказал предположение Гришка.
– Надо идти и посмотреть - сколько тут лежать можно? Пошли давай, - поднялся нетерпеливый Лешка.
– Всем нельзя. Лучше одному. Мне надо идти, - твердо сказал Гришка.
– Скажу, что заблудился и зашел узнать, как выбраться к деревне, а вам не поверят. Если попадусь, убегайте. Хлеб вам оставлю, а то и мне не поверят.
Братья Ерохины еще раздумывали, соглашаться или нет, а он отполз назад и пошел влево.
– Дяденька! Тетенька! Есть тут кто?
Тишина.
Входить в дом было страшно, уходить, ничего не узнав, еще страшнее. Уже взялся за ручку двери в дом, как резко захлопнулась сенная. Сердце ухнуло, перехватило дыхание - ждал, что набросят щеколду и закроют сени. Ждал, что из дома кто-нибудь выскочит, но все было тихо. Слышался лишь шум верхового ветра. Не он ли дверь захлопнул? Подошел к ней, чуть нажал - она легко подалась. «Вот дурак! Ветра испугался!» И, пересиливая страх, рванул дверь дома. Кроме стола и соломы на полу, в нем ничего не было, и ничто не указывало на недавнее пребывание в доме человека.
В лес вернулся тем же путем, которым шел к дому. Друзья бежали навстречу, вытянув шеи: ну что?
– Никого. Будем ночевать?
– Ну уж нет, лучше пойдем к землянкам.
Скоро другое происшествие всколыхнуло деревню. Жандармы арестовали Николая Кокорина и, пока гнали по улице, избили до полусмерти.
Полицаи пустили слух, что Кокорин укрывал партизан, а приходили к нему той ночью провокаторы. Как всегда в таких случаях, толки разные пошли. Одни осуждали Кокорина - знал же, что фрицы «подсадных уток» используют, даже ложные партизанские отряды создают, так почему доверился незнакомым людям? Другие оправдывали: а если бы настоящие партизаны к нему постучали, он дал им от ворот поворот и люди погибли? Как бы ему жить после этого? Тем и другим пришлось задуматься: что делать, если и к ним заявятся люди в русской одежде, на русском же языке скажут, что они партизаны, и попросят о помощи? Отказывать вроде бы после такого урока надо, но повернется ли язык?
Гришке на эти вопросы пришлось отвечать через какую-то неделю, ни с кем не советуясь. Окликнули его вечером недалеко от деревни трое. Сразу по имени назвали, стали об отце и матери расспрашивать, о том, как ему живется здесь и как раньше жил. Допрашивали двое. Третий стоял поодаль и стерег всех. По понятию Гришки, партизаны так и должны вести себя, но к Кокорину заходили тоже трое. Не те ли самые и его надуть собираются? На вопросы, отвечал коротко, чтобы ничего лишнего не сболтнуть и свои мысли не выдать.
– Осторожничаешь, парень, боишься нас?
– Никого я не боюсь.
– То и видно, но поступаешь правильно. Не болтай и о том, что нас видел и о чем мы с тобой толковище вели. Понятно?
– Не маленький.
Усмехнулись:
– Тогда посиди здесь полчасика, раньше не двигайся.
Ушли, а у Гришки на душе кошки заскребли. Глаза у него зоркие, слух хороший, и нос за версту табачный дым чует. Пока разговаривали, кое-что сообразил. Все трое курили не вонючие немецкие сигареты, а самосад. Полицаи, те в теле и почти всегда «на взводе». Эти - ни-ни, и лица у них худющие. По одежде и рукам видать, что не в избах живут и умываться им не часто приходится. Посиживают спокойно, но все видят и в любую секунду на ногах
В тяжких раздумьях час, наверно, прошел, но домой сразу идти не решился - мать увидит, что с ним что-то неладно, и тоже допрос учинит. Допоздна проболтался с ребятами на улице, но и они заметили, что ему не по себе.
– Ты что как индюшка квелый и не поквохчешь даже?
– спросил Лешка.
Смысл сказанного дошел не сразу - о другом думал, но вывернулся:
– Утром твоя мать сказала: «Гришка, возьми мастинку, слазай в истенку и набери картохи». Вот и думаю, что она просила сделать?
Лешка рассмеялся:
– Теперь-то ты все понимаешь, а вот когда приехал, трудно тебе что-нибудь втолковать было.
– Так меня в школе псковскому языку не учили.
– Поводишься с нами, на пятерку знать будешь.
Подошла соседская девчонка, ребята от него отстали, а он стал вспоминать, как говорили те трое. Псковских словечек у них вроде не было. Выходит, не местные. Рассказать о них ребятам? Предупредили же, чтобы не болтал, да и не надо никого в это дело впутывать. Что случится, так пусть с него одного спрос будет, а то всех заметут. Так-то оно так, но ему-то как быть? Не посидеть ли дома? Если те люди партизаны, то в деревню не придут. Провокаторы - могут, но он тогда будет знать, кто они на самом деле, и на их удочку не попадется. «Я им тоже проверочку устрою - посмотрим, кто кого перехитрит, - радовался Гришка, но через три дня по-другому рассудил: - Партизаны они, а я, дурак, от них прячусь!» Тут еще мать подлила масла в огонь. Давно ругалась, что сена мало коню припас, и «тяжелую артиллерию» в ход пустила:
– Придется мне самой косить - до тебя не дозовешься.
Гришка схватил литовку и в лес, где была присмотрена хорошая поляна, а там будто ждали его и сразу быка за рога:
– Ты от нас не скрывайся, Гриша. Надо будет, мы тебя и под землей найдем. И не бойся - мы партизаны и нуждаемся в твоей помощи.
– В какой?
– Люди к тебе будут приходить ночью, пароль называть, а ты станешь отводить их к нам.
– Оружие дадите?
– Его-то как раз тебе и не надо. Забыл, какая история с наганом получилась?
Такого вопроса Гришка не ожидал и, отведя глаза, буркнул:
– Я его немцам отдал.
– Отдал… негодный пистолет, а наган сохранил. Где он?
– Кто?
– Наган.
– А, наган…
Той осенью пришел в Валышево брат матери дядя Миша. Помог ему закапывать зерно. Мать не утерпела и пожаловалась на старшего, который из-за своей неразумности чуть не погубил семью. Дядя Миша ему тоже попенял, а когда остались одни, попросил рассказать о пистолете подробнее. Гришка ему все, как на духу, и выложил. Дядя Миша был с ним тоже откровенен и сказал, что хочет уйти к партизанам. К ним лучше приходить с оружием, и Гришка отдал ему наган.
Пришлось об этом рассказать.
– Молодец - не соврал, - похвалили партизаны.
– А чтобы тебе спокойнее жилось, знай, что мы о тебе все от твоего дяди Миши и знаем. Он в нашем отряде воевал и говорил, что тебе можно довериться. Погиб недавно. Матери об этом не говори, а то начнет интересоваться, от кого узнал, и разведет турусы на колесах.
Гришка оторопел от этой страшной новости. Но побоялся, что слезы тут же все погубят, глотнул судорожно и выпалил:
– Какой пароль будет?