Так называемая личная жизнь

Симонов Константин Михайлович

–  Все еще в штатском?
– Увидев Лопатина, Гурский снял со стула подшивку газет.
– Садись!

Все кругом, даже диван, на котором Гурский, если удавалось, любил подремать в разгар редакционного дня, было засалено подшивками.

–  Поеду провожать - надену форму, - сказал Лопатин.

–  Для переговоров с проводниками о доставке до Омска без усушки и ут-тряски?

–  Да. Все-таки девчонка.

–  Я, если позволит время и темп-перамепт нашего редактора, тоже п-провожу ее. По правде говоря, сначала думал, что она смягчится и останется с тобой.

–  Пока война - понятие "со мной" слишком неопределенное. Поэтому не уговаривал.

–  Только не делай, пожалуйста, вид, что тебе так уж по терпится вп-перед, на Запад!

–

 Пока вполне терпится. Не прочь посидеть и спокойно пописать.

–  Ну, это бабушка надвое сказала. Сп-покойной жизни нам не обещают. Вчера на улице Горького вст-третил знакомого по Сталинграду комбата, вместо левой кисти - п-протез. А замполита их полка, с которым ходили в батальон, оказывается, уже вт-торой год нет на свете. Ты, кстати, его знал, он тогда в Сталинграде всп-поминал, как ты был у него в Одессе.

–  Знал, - сказал Лопатин и ничего не добавил. Не хотелось. Он уже давно боялся за Левашова, иногда почти не веря, что тот до сих пор жив. Было в этом человеке что-то гибельное, словно он с первого дня войны как рванул на себе ворот, так и шел - душа нараспашку - навстречу смерти.

–  Вижу, расст-троил тебя, - сказал Гурский.
– Мне там, в Сталинграде, п-показалось, что он - личность. Поэтому и спросил про него вчера.

–  Не хочу сейчас об этом. Давай когда-нибудь в другой раз, - попросил Лопатин.

–  К-как хочешь. Рассказ кончил?

–  Лежит у него на конторке. Еще не читал, по название "Ночь как ночь", если ты не придумаешь другого, пригрозил заменить сам.

–  Это оп-пасно. Откроешь утром газету, и своих по узнаешь. Вместо "Ночь как ночь" окажется какое-нибудь "Вчера перед рассветом". Он любит оп-перативные названия. Чтобы вчера произошло, а сегодня уже нап-печатали. Ладно, и-придумаю что-нибудь не до конца сокрушающее п-первоначальный замысел автора. Значит, дочь уедет, и ты опять один. Нехорошо...

–  А ты не один? Тебе хорошо?

–  Я теперь не один. Как тебе известно, я уже т-третий месяц живу со своей мамой, и это очень хорошо. И не только для меня, а и для тебя с твоей дочерью. Потому что мама, как я тебе только что собирался сообщить по телефону, подтверждает свое п-приглашение прибыть к ней на прощальный обед, который, по ее словам, у нее в основном п-получился, хотя она очень переживает, что, доставая п-продукты, я не п-полностью оправдал ее доверие. Имея в виду твою дочь, она говорит, что ребенок должен покушать перед д-дорогой, и подозреваю, что она еще завернет ей с собой все, что мы не д-доедим, если мы не д-доедим. Мне тридцать пять, я, в сущности, уже ст-тарый человек, и мне хотя бы иногда хочется есть пищу, приготовленную руками моей матери. А для нее - это просто п-потребность. Пока был жив отец, она там, в эвакуации, удовлетворяла эту свою п-потребность, до самого конца готовя ему пищу. В последнее время п-почти из ничего. Вп-прочем, догадываюсь, она в это "п-почти ничего" клала каждый раз кусочек души. Наверное, кусочек души, вложенный в пищу, п-придает ей какой-то вкус. Теперь, когда отец умер и она живет у меня, она страдает, что я ем в редакции. Я вижу, как на нее п-постепенно накатывает тоска, и по нескольку дней ломаю себе голову, как достать что-то, при помощи чего она п-попробует доставить мне радость. Иначе она просто умрет от горя... Как тебе известно, я в пятнадцать лет п-покинул своих родителей, вступив на путь пагубной для меня самостоятельности, и только теперь, на ст-тарости лет, начал понимать, почему я так любил отца и так люблю маму. Именно потому, что я их рано п-покинул. И хотя я всю жизнь считал, что они мне не т-так уж нужны, мне их всю жизнь не хватало. Они очень п-поздно меня родили, и им тоже меня не хватало, но они никогда не жаловались, и я, наверно, любил их за это еще б-больше. Даже противно, каким умным я делаюсь к ст-тарости...

–  Старость - понятие относительное, тем более твоя, - сказал Лопатин.

–  Верно. Но если ты имеешь в виду, что ст-тарше меня на двенадцать лет, то и слово "старше" тоже относительно. Просто ты прожил больше меня

лет, но я жил один и почти всю жизнь думал о ней сам с собой. А это вдвое ут-томительней. Одно дело пятнадцать лет п-подряд говорить с твоей Ксенией, а другое дело столько же, и даже больше, говорить с самим собой. При такой нагрузке я чувствую себя вдвое старше своих лет.

–  Раз одиночество идет у тебя год на два - останови этот гибельный счет и женись.

–  В п-принципе п-правильно. Но кажется, я буду и дальше продолжать тот неп-правильный образ жизни, к которому привык и которого не п-понимает моя мама. Самое смешное и одновременно п-печальное - ее вера, что она будет счастлива, если я женюсь. Выполняя сыновний долг, я, очевидно, должен был бы жениться на женщине, с которой будет счастлива моя мама. Но, зная себя, я знаю, что мог бы жениться только на женщине, с которой моя мама будет абсолютно несчастна. Сп-прашивается - зачем это делать?

–  А какая женщина имеется в виду? Умозрительная или реальная?

–  Ты знаешь, в этом вопросе я не т-теоретик. У меня недавно был практический повод подумать над этой проблемой, и повод внешне весьма п-привлекательный, надо отдать ему должное... Но, ты п-понимаешь, какая история - могу п-признаться только тебе, - в моей старой ожесточенной холостяцкой душе с годами накопилась какая-то нелепая п-потребность не то отцовства, не то мат-теринства. Нап-пример, хотя я понимаю, как это идиотски звучит, но мне кажется, что я не меньше твоего привязан к твоей дочери. А когда я п-после смерти отца привез в эти свои две пропитанные холостяцким духом смежно-п-проходные комнаты свою маму, я каким-то собачьим, умоляющим взглядом смотрел на соседей, чтобы они не расск-казали про меня моей маме чего-то такого, чего нельзя рассказывать д-детям. В пятнадцать лет покинув их обоих там, в Воронеже, а сейчас взяв маму к себе, когда ей уже семьдесят два, я исп-пытываю нелепое чувство, будто взял к себе давно б-брошенного мною ребенка, за которого я отвечаю и от которого прячу то, во что не следует посвящать д-детей. Это покажется тебе смешным, но я в последнее время стесняюсь п-приходить домой утром. Если я говорю, что до утра работал в редакции, она мне верит, не расстраивается - как я плохо выгляжу. И п-представь себе, бывает, вместо того, чтобы п-провести остаток ночи с женщиной, я где-то в три часа утра иду п-прямо из редакции домой к маме, размышляя по дороге о ст-транностях любви к родителям...

Гурский говорил о себе с той беззащитной печалью, которая - хочешь не хочешь - вызывает дурные предчувствия. И если бы Лопатин услышал все это не здесь, в Москве, а где-нибудь на передовой, ему, наверное, стало бы не по себе.

–  Чего ты?
– спросил Гурский так, словно Лопатин прервал его на полуслове.

–  Ничего. Ты говоришь о себе, а я думаю о себе. К которому часу велено быть?

–  Поскольку в восемь уже надо сажать твою дочь в вагон, велело быть п-пораныпе! В пять! И прошу иметь в виду, что к обеду, а тем более к праздничному, у нее не смел оп-паздывать даже мой отец. Хотя он не боялся ни бога ни черта и в свое время, а именно в конце прошлого века, отслужив д-действительную в к-кавалерии, но безумней любви похитил маму в Варшаве и вывез к себе в Воронеж, п-получив ее ок-кончательное согласие только где-то на полдороге. Они были невероятно разные люди. Наверно, так вот и надо жениться, чтобы всю жизнь быть счастливым. Как п-по-твоему?

–  Быть счастливым не моя специальность, - сказал Лопатин.

–  Только не заб-блуждайся насчет меня в лучшую сторону, - сказал Гурский.
– Не думай, что я так уж расчувствовался. Просто мне лень сегодня работать.

–  Хорошо, будем считать, что я тебе поверил. Чем это ты обложился? Лопатин заглянул в верхнюю из лежавших на диване подшивок и увидел, что она за сороковой год.

–  Смотрю, чем закапчивались в прошлом оп-перации, связанные с морем. В частности, в Норвегии, в Дюнк-керке и Дьеппе. Написал по заданию редактора обзор о высадке союзников в Нормандии, а теперь п-проверяю свои умозаключения историей вопроса.