Такие разные люди
Шрифт:
– Три? – ахнула Маринка, изумленно округлив глаза.
– Ого! – удивленно покачала головой Тося. – Надо же… Когда успела?
– А вот успела… – Зина вдруг помрачнела и отвела взгляд.
И вспомнилась ей первая любовь. Чистая, робкая, застенчивая…
Смахнув со щеки набежавшую слезу, Зина как-то вызывающе взглянула на притихших подруг.
– Да какая любовь?! Боже мой! Очнитесь, – Зина горько ухмыльнулась. – Я после училища сразу выскочила замуж. Ой, и глупая ж была, наивная! Любила до боли в сердце. И он вроде любил… На свадьбе руки целовал. Дочку родили, дачу начали строить. А он через несколько лет изменил мне. С рюмкой. Полюбил водочку больше, чем меня. Пить беспробудно стал. Напивался до чертиков, и мне доставалось. Ох, как доставалось! Страшно вспомнить… Выла я по ночам, как зверь раненый, от боли, от злости, от обиды. Через неделю в синяках ходила.
– Зиночка, – Маринка робко тронула ее за руку. – А потом?
– А что потом? – Зинка горько усмехнулась, сделала глоток вина и всхлипнула. – Ты говоришь, волосы жалко… Косы мои прекрасные… А он меня так за эти косы трепал да по полу таскал, что я, однажды не выдержав, схватила ножницы да и под корень отхватила всю свою красоту.
Тося, испуганно всплеснув пухлыми ладошками, закрыла лицо.
– Ой, боже мой! Кошмар какой-то…
– Кошмар – не то слово, – Зина обреченно махнула рукой. – Этого не расскажешь. – Помолчав, собралась с духом и тихо добавила: – Жизнь – не малина, нет. Я это теперь точно знаю. А дальше, милые мои, больше. Жизнь-то, злодейка, любит сюрпризы. С этим, наконец, развелась. Думала – поживу всласть. Встретила мужика, с виду доброго, приличного. Замуж предложил, дочке конфеты носил… Поверила. Тепла-то ведь хочется. Вроде и не старая еще… Пожил он со мной года четыре, а потом зазнобу на стороне завел. А соседки-то у нас словоохотливые, добросердечные, так сразу и донесли, ласково заглядывая в глаза. Не поверила поначалу. Рыдала полдня. А потом, недолго думая, как отрезала: чемодан его собрала да на площадку к лифту выставила. Вот и закончилась любовь.
– Бедная ты, бедная, – сочувственно взглянула на подругу Маринка. – Надо же… Если не хочешь – не рассказывай, трудно такое вспоминать.
– Да почему ж, – Зина улыбнулась. – Я держусь. Я еще ого-го!
Тося, тяжело вздохнув, обернулась к ней.
– Так. Понятно. А третий брак?
– Был и третий, – Зинаида помолчала, собираясь с мыслями. – Ой, и долго ж я держалась, девочки! Не глядела по сторонам, работала как ненормальная. Родители-то состарились, помогать надо было. А тут в поезде познакомилась с одним. Так, невзначай разговорились. Посмеялись. И показался он мне таким чистым и светлым, что тепло на душе стало. Намного старше меня оказался, но интеллигентный такой. Поначалу на «вы» да на «вы», за ручку держал, сумки тяжелые носил. Уж и не знаю… Вроде бы и не влюбилась, а просто поразмыслила на досуге: как одной жить? Тяжело, одиноко, холодно. Согласилась. Вышла. И куда только мой ангел-хранитель смотрел? Ой, девочки, влипла, как кур в ощип… Таких скупердяев, как он, свет еще не видывал! Ох, и жадный оказался… Каждую копеечку высчитывал, все, что в доме было, к рукам прибрал, даже на колготки у него выпрашивала. А все с улыбочкой да с улыбочкой, жеманный такой. Но сволочь! Даже в карманах моих проверял: не завалялся ли где рублик…
Марина, нахмурившись, пыталась осознать услышанное.
– Да ты что? Такое бывает?
– Ой, не смеши, – Зина махнула рукой и отчаянно хохотнула. – Бывает и похлеще… Зато теперь, девочки, я ученая: кого хочешь в бараний рог скручу, а себя в обиду не дам.
Тишина, словно испугавшись откровенного рассказа, немой пеленой окутала столик, за которым молчали загрустившие подруги.
Маринка первой нарушила тишину и подняла бокал.
– Давай, Зиночка, за тебя выпьем. За твои силу, стойкость и удачу.
– Вот-вот, – подхватила Тося, – именно за удачу!
– А давайте, – Зина тряхнула коротко остриженной головой. Сделав глоток разомлевшего от духоты вина, щедро распустившего свои буйные ароматы, она обернулась к Тосе. – Ну, Тоська, теперь ты…
Тося нахмурилась недоуменно, словно и не предполагала такого поворота. Посидела, будто с трудом вспоминая прошедшее.
– Ой, девочки милые, – растерянно проговорила она, – а я и не знаю, что вам рассказать…
– Вот тебе раз, – Зинка нахмурилась. – Ты не юли. Давай, давай… Выкладывай все, как на духу. Ты-то как? С любовью ладишь?
Тося достала белоснежный платочек из сумки, промокнула вдруг сразу вспотевшее лицо, поправила воротничок на платье в горошек и пожала пухлыми плечами.
– Да правда, нечего и вспомнить. Ну, честное слово… Жизнь как жизнь. Работа, дом, дети, бизнес, дача… Круговерть. Суета.
– Это все понятно, – настырная Зина не отставала от явно смущающейся подруги. – А любовь-то где? Где ее место?
– Не знаю… – Тося медленно опустила голову, затем посмотрела повлажневшими
– Как это? – Маринка ошарашенно вытаращила глаза.
– А я, девочки, наверное, пропустила ее, – Тося горько улыбнулась. – Проворонила. Не увидела. Не заметила. А может, она сама стороной прошла. Решила, что не достойна я ее.
– Подожди, подожди, Тосенька, – Марина тронула подругу за круглое плечо. – Почему же не достойна?
Тоська невесело ухмыльнулась.
– Да ведь я жила тогда с одной мамой, помните? Она, труженица, все работала и работала. Да разве медсестра много может заработать? Мы всегда нуждались. Всегда. У всех на новогоднем столе шампанское да торты, а у нас винегрет и котлеты… И я мечтала: вот закончу школу, поступлю в институт, выучусь и разбогатею! Обязательно разбогатею! И заживу, заживу… Но за все приходится платить. И любовь, девочки, оказывается, у всех разная. Я это только теперь поняла. – Она вздохнула, сжала пальцы, унизанные кольцами. – В институт-то я поступила, недаром зубрила все подряд. Поучилась пару лет, а потом встретила мужчину. Лысоват он был, полноват, в очках с толстыми стеклами, старше по возрасту, конечно… Но любил меня… Так любил! А главное, дом у него – полная чаша: и машина, и квартира в Москве, и дача в Подмосковье, и домработница… И закружилась моя бедная головушка, и пошла кувырком жизнь молодая. Он все приезжал, букеты в общагу такие присылал, что вахтерша в обморок падала и валидол пила. На весь этаж шампанского после сессии нам покупал… Все про любовь мне говорил, записки нежные писал. Я запуталась, завертелась в этом тщеславии и богатстве. Купил он меня, девочки… Предложение три раза делал, и я, недолго думая, согласилась.
– Постой-постой, – Зина свела брови к переносице, осмысливая только что услышанное. – Как согласилась? А ты его любила?
Тося смотрела куда-то, словно хотела там, в немыслимой дали, разглядеть свое прошлое или найти ответ на этот очень простой вопрос.
– Нет. Конечно, нет. Но это я потом поняла. Года через два. Когда пелена исчезла, дети родились… Словно протрезвела. Вдруг ощутила, что не только радости и любви, а и обычного спокойствия нет на сердце. Да… Вот так. Все у меня есть, подруженьки, всего в достатке. Дети мои ни в чем не нуждаются, живу как королева, чуть ли не с золотых тарелок ем. А счастья, простого бабьего счастья, нет. Ты говоришь, – она обернулась к Зине, – почему так поправилась. А почему ж не потолстеть, если все не в радость. Ем за троих, сплю, не читаю, не двигаюсь… Ничего не хочу. Ничего! – Она вдруг всхлипнула. – Страшно мне, девочки. Пропустила я в жизни что-то самое важное. Самое главное… Муж любит до сих пор, не надышится, а я видеть его не могу. Опротивел. – Она, резко отодвинувшись, зацепила бокал с вином. Тот, легко перевернувшись, разлетелся на две половинки. Красное вино, словно кровь, залило белоснежную скатерть. – Вот и моя жизнь так, – кивнула на разбитый бокал Тося, – две половинки: одна – юность, бедная, но полная надежд, ожиданий, девичьих радостей, а вторая – замужество, богатое, но холодное, бездушное и мерзкое… – Она обернулась к Зине, молчавшей в оцепенении. – Несчастные мы с тобой, Зиночка. Недолюбленные. А главное, недолюбившие.
В парке стало прохладно.
Дневная жара давно отступила. Где-то вдали чуть слышно звучала музыка, и вечная наша эстрадная звезда пела и пела, навязчиво повторяя: «Без меня тебе, любимый мой, Земля мала, как остров…»
Зина, услышав это, лишь грустно покачала головой, промокнула повлажневшие глаза и обернулась к Марине.
– Ну, теперь ты, Маришка. Твой черед.
Маринка слегка напряглась. Не зная, с чего начать и что сказать, огорченная предыдущими историями, она несмело улыбнулась.
– Ой, девочки, а мне и рассказать вам нечего. У вас такая жизнь, что можно романы писать и кино снимать, а у меня… – Она от волнения сжала ладошки в кулачки и прижала их к груди, чтобы унять колотящееся сердце. – У меня все просто. Как-то обыденно. Нет у меня денег, нет большого дома, нет машины и дачи… Ничего нет. – Она пожала плечами и исподлобья взглянула на подруг, внимательно за ней наблюдающих. – Я тоже много работаю. И тоже медсестрой, кстати, как твоя мама, – она обернулась к Тосе. – Но не жалуюсь. Правда. И на диетах не сижу, некогда мне… – Марина, словно вспомнив что-то очень важное, вдруг широко улыбнулась, и глаза ее неожиданно засияли таким счастьем, которое утаить невозможно. – Все в моей жизни просто. Но… У меня есть самое главное. Сын, дочь и муж. Это, девочки, мое богатство. – Она застенчиво отвела глаза и пожала плечами. – Правда… Муж мой не работает.