Таких не берут в космонавты. Часть 1

Федин Андрей Анатольевич

— Федя, ещё примерно двадцать минут. Пару вопросов осталось, и я освобожусь. Потерпи немного.

Я увидел, как Митрошкин кивнул. Зосимова вошла в кабинет и прикрыла дверь. Я снова перехватил взгляд Нади-маленькой — староста моего класса вновь смущённо опустила глаза.

«Эмма, а жизнь-то налаживается, — сказал я. — Как тебе и говорил: на том концерте я выступлю. Завтра у меня будет прослушивание. Сомневаюсь, что провалю его. Осталось только придумать, что именно я спою завтра

для нашей кировозаводской Мальвины».

* * *

Дома за вечерним чаем я поинтересовался у Иришкиного отца, кто именно из работников тракторного завода посетит в феврале школьный праздничный концерт. Виктор Семёнович задумчиво погрыз загубник курительной трубки, пожал плечами. Признался, что не владел интересующей меня информации. Спросил, для чего мне понадобились имена будущих гостей праздника.

Я уклончиво ответил ему о том, что на сегодняшнем комсомольском собрании обдумывали идею персональных пригласительных билетов для гостей.

Иришка удивлённо хмыкнула, но промолчала.

Виктор Семёнович взмахнул трубкой.

— Поинтересуюсь этим вопросом, — пообещал он. — Завтра. Или в начале следующей надели. Кстати, Василий, я уже сказал тебе, что присмотрел для своего нового аквариума прекрасную пару мраморных гурами? Молоденькие, шустрые…

— Для какого аквариума? — спросила Вера Петровна.

Она прервала штопку носков, взглянула на мужа поверх очков.

— Э… дорогая… разве я тебе не говорил?

Виктор Семёнович сунул в рот загубник трубки.

— Не говорил, о чём?

Иришка встала из-за стола и спросила у меня:

— Вася, ты уже допил чай?

Я вылил в рот остатки уже остывшего напитка и ответил:

— Конечно.

— Тогда идём в комнату. Пусть мама и папа пообщаются.

Я пошёл вслед за двоюродной сестрой к двери комнаты — заметил, что Вера Петровна сняла очки, сощурила глаза. Услышал за спиной голос Виктора Петровича.

— Дорогая, мне друзья на заводе подкинули замечательную идею, — сказал Иришкин отец. — Они предложили сделать мне новый аквариум…

Я прикрыл за собой дверь — голоса Иришкиных родителей стали тише. Заметил, что сестра взяла со стола учебник истории и улеглась на кровать. Зашуршала страницами.

Я остановился около Иришкиной кровати и поинтересовался, есть ли у Лукиной чистые листы нотной тетради.

— Есть. А зачем тебе?

Иришка закрыла учебник.

— Песню слагать буду, — ответил я.

* * *

В субботу перед первым уроком я снова почувствовал, что от Черепанова пахло табачным дымом.

В ответ на мой вопрос Лёша помотал головой.

— Нет, не курю, — сказал он. — Это бабушка.

Черепанов вздохнул

и признался:

— Она иногда утром в квартире так надымит, что дышать нечем. Мама даже форточку открывает. Хотя у нас и без того по утрам холодина, как на улице.

Алексей поставил на парту портфель.

— Вася, я тут вчера подумал… — сказал он. — Ты Кольку в понедельник спас. Не испугался, в огонь сунулся. Я раз пять вчера перечитывал ту статью в «Комсомольце». Представлял, как ты шёл по горящему сараю.

Лёша покачал головой.

Заявил:

— Я решил, что ты у нас, действительно, настоящий герой. Прямо как те космонавты. Поэтому я вечером сел за стол… и вот.

Черепанов вынул из портфеля серый лист бумаги с карандашным эскизом. Я взглянул на рисунок и невольно хмыкнул. Потому что на бумаге я увидел свой портрет. На Лёшином рисунке я улыбался, немного щурил глаза.

На шлеме моего нарисованного карандашом скафандра красовалась надпись: «СССР». Я пристально смотрел на самого себя с поверхности бумаги. Показывал себе открытую ладонь (без перчатки), будто махал рукой.

Я покачал головой, сказал:

— Здорово. Похож.

Посмотрел на Черепанова и спросил:

— Лёха, ты хочешь почувствовать себя звездой?

Алексей растерянно моргнул.

— Как это? — спросил он.

— Хочешь, или нет?

Две секунды мы с Алексеем смотрели друг другу в глаза.

Черепанов решительно тряхнул головой.

— Хочу! — ответил он.

— Прекрасно, — сказал я. — Тогда после уроков вместе с нами пойдёшь к Иришке домой. Там я объясню тебе, что нужно сделать.

Глава 18

В субботу на первом уроке я слушал рассуждения учителя о законе сохранения и превращения энергии для термодинамической системы, но думал вовсе не о физике. Я смотрел на доску, где пожилая учительница, записывала белым мелом общую формулу первого закона термодинамики. Но будто бы и не видел сделанные на доске записи. Потому что я вспомнил сон, который вновь пережил сегодня ночью: кошмар, приснившийся мне снова, спустя десятки лет.

Вспомнил о кошмаре — улыбнулся.

Этот сон мне впервые приснился в начале мая шестьдесят первого года: после того концерта, когда «сломался» мой голос. Тогда я во сне стоял на сцене перед заполненным людьми огромным зрительным залом. Звучала музыка. Я смотрел на каменные лица сидевших в зале людей. Открывал рот, но не произносил ни звука. Видел в глазах посетителей концерта недовольство и упрёк — затем: замечал в них разочарование и ярость. Раскрывал рот, будто выброшенная на берег рыба… молчал.

Я опёрся локтями о столешницу парты.