Талисман
Шрифт:
Когда во второй половине дня мальчики вернулись с поля, дверь карцера была открыта, а сам карцер пустовал. Зато наверху, в той комнате, где они проживали, Волк возлежал на нижней койке. Он приветливо улыбнулся вошедшему Джеку:
— Как твоя голова, Джек? Синяки уже не такие страшные!
— Волк, с тобой все в порядке?
— Я кричал, кричал… и уморил их всех.
— Волк, прости меня, — сказал Джек. Волк выглядел очень странно: его лицо было слишком белым, каким-то сморщенным.
«Он умирает», — подумал Джек и тут же поправил себя: Волк умирает с тех пор, как
Джек почувствовал, как по его спине пробежал холодок.
Голые руки и ноги Волка не были голыми на самом деле, они были сплошь покрыты легким пушком. Джек мог поклясться, что два дня назад этого пушка не было и в помине.
Ему захотелось немедленно подойти к окну, выглянуть наружу и посмотреть на луну, чтобы убедиться, что семнадцать дней никак нельзя просто так вот взять и потерять.
— Не волнуйся, Джеки, время для превращения еще не настало, — сказал Волк. Его голос был сухим и надтреснутым. Это был голос тяжелобольного. — Но я начал меняться в этом темном вонючем месте, куда они меня посадили. Волк! Да, я начал. Потому что я чуть не сошел с ума от испуга. Потому что я долго кричал и выл. Если Волк достаточно долго кричит и воет, он может вызвать внеочередное превращение. — Волк пригладил волосы на ногах. — Они скоро исчезнут.
— Гарднер назначил мне цену за твою свободу, — сказал Джек, — но я не смог ее заплатить. Я очень хотел, но… Волк… моя мама…
Его голос дрогнул, на глазах выступили слезы:
— Тшшш, Джеки. Волк знает. Прямо здесь и прямо сейчас. — Волк снова улыбнулся своей ужасной изнуренной улыбкой и взял Джека за руку.
Глава 24
«Мы встречались на других планетах»
Еще одна неделя, проведенная в «Доме Солнечного Света» за молитвами во славу Господа. Луна продолжала расти.
В понедельник сияющий Преподобный Гарднер обратился к мальчикам с просьбой склонить свои головы и поблагодарить Господа за то, что он исцелил грешную душу их брата Фердинанда Джанклау. Перед выздоровлением в госпитале Паркленда Ферд покаялся в своих грехах перед Иисусом Христом, объявил Преподобный, и его улыбка засияла еще ярче. Ферд позвонил своим родителям и сказал им, что принял решение всей душой служить Богу, и они помолились на разных концах телефонной линии. И вот сегодня, в этот радостный день, они приезжают за ним в больницу, чтобы забрать его домой.
Он мертв и похоронен в холодном грязном поле в Индиане… или, возможно, в Долинах, куда не смогут добраться ни полиция, ни государственные инспекции.
Вторник выдался слишком холодным и дождливым для работы в поле. Большинству мальчиков было разрешено остаться в своих комнатах, спать или читать, но для Джека с Волком начались тяжелые времена. Волк под проливным дождем должен был выносить мусор из амбара и сараев на обочину дороги. Джека послали чистить туалеты. Он предположил, что Уорвик и Кейси, которые придумали для него это занятие, были уверены, что
Итак, заканчивалась еще одна неделя в «Доме Солнечного Света». Да-да…
Гектор Баст вернулся в среду. Его правая рука была по локоть закована в гипс, а лицо стало таким бледным, что прыщи и бородавки на его фоне казались нарисованными яркой губной помадой.
— Доктор говорит, что я, возможно, больше никогда не смогу ею пользоваться, — сказал Гек Баст. — Ты и твой шизанутый приятель жестоко поплатитесь за это, Паркер.
— Ты хочешь, чтобы то же самое случилось и с твоей второй рукой? — насмешливо спросил Джек, но в душе он был сильно испуган. Не только жажду мести прочел он в глазах Гека, там была жажда смерти.
— Я не боюсь его, — сказал Гек. — Санни Зингер говорит, что он достаточно насладился карцером. Санни говорит, что он будет делать все, чтобы больше никогда туда не попасть. А что касается тебя…
Сжатая в кулак левая рука Гека рванулась вперед. Надо сказать, он всегда лучше владел левой рукой, чем правой. Джек, загипнотизированный тупой яростью, отразившейся на широком бледном лице Баста, не заметил ее приближения. Его губы как раз собирались расплыться в улыбке, когда твердый сильный кулак превратил их в кровавое месиво. Джек отлетел к стене.
Дверь отворилась, и в проеме появилось лицо Билли Адамса.
— Закрой дверь с той стороны или будешь валяться рядом! — рявкнул Баст, и Адамс, не блещущий силой и телосложением, поспешно удалился.
Гектор шагнул к Джеку. Тот неуверенно оттолкнулся от стены и сжал кулаки. Гек остановился.
— А тебе это нравится, не правда ли? — сказал Гек. — Драться с человеком, у которого работает только одна рука?
Краска залила его лицо.
С лестницы послышался топот поднимающихся ног. Гектор взглянул на Джека:
— Это Зингер. Иди. Уходи отсюда. Мы еще поговорим. С тобой и с этим идиотом. Преподобный Гарднер разрешил нам это делать, пока ты не расскажешь ему то, что он хочет знать. — Гек ухмыльнулся: — Сделай мне одолжение, сопляк. Не рассказывай ему ни о чем.
«Да, верно, карцер что-то забрал у Волка», — думал Джек. Шесть часов прошло с момента его столкновения в коридоре с Геком Бастом. Скоро прозвенит звонок на исповедь, но Волк все еще спит на койке под ним. А снаружи дождь продолжает омывать стены «Дома Солнечного Света».
Нет, карцер отнял у него не рассудок. Карцер не может это отнять. Даже «Дом» в целом не сможет этого. Но он способен сделать больше — отнять весь мир. Волк просто скучал по дому. Он терял свою жизненную силу. Он все реже и реже улыбался, а смеяться перестал и вовсе. Когда Уорвик прикрикнул на него за завтраком за то, что он облизывал пальцы, Волк только съежился.
«Это произойдет очень скоро, Джеки. Потому что я умираю. Волк умирает».
Гек Баст тоже сказал, что не боится Волка, и действительно, казалось, тут больше нечего бояться. Похоже, что сломанная рука Гека — это последнее, на что Волк был способен.