Талисман
Шрифт:
Прозвенел звонок на исповедь.
Этим вечером, вернувшись после исповеди, ужина и проповеди в свою комнату, Джек и Волк обнаружили свои постели мокрыми и воняющими мочой. Джек бросился к двери, распахнул ее и увидел Зингера, Уорвика и еще одного здорового придурка по имени Ван Зандт, стоящих в конце коридора. Они стояли и самодовольно улыбались.
— Должно быть, мы ошиблись комнатой, — сказал Зингер. — Мы решили, что это туалет, — по количеству дерьма, которое мы обычно там видим.
Ван
Джек укоризненно посмотрел на него, и Ван Зандт перестал смеяться:
— Ну, чего уставился, ты, кусок дерьма? Или ждешь, когда мы расквасим твой уродливый нос?
Джек закрыл дверь и обернулся. Волк спал на своей мокрой кровати, не снимая одежды. Он снова начал обрастать бородой, но его лицо все еще оставалось таким же бледным. Кожа выглядела тонкой и хрупкой, как пергамент. Это было лицо тяжелобольного, умирающего человека.
Оставь его в покое, утомленно думал Джек. Если он так устал, что даже лег спать на это, то пусть спит.
Нет, ты не можешь позволить ему спать на мокрой кровати! Ты не можешь!
С трудом раздирая слипающиеся глаза, Джек подошел к Волку, стащил его, полусонного, с мокрого вонючего матраса и помог снять комбинезон. В эту ночь они спали, свернувшись калачиком, прямо на полу.
А в четыре утра отворилась дверь, впустив в комнату Зингера и Гека. Они схватили сонного Джека и потащили его в офис Преподобного Гарднера.
Гарднер восседал, положив ноги на край стола. Несмотря на ранний час, он был полностью одет. За его спиной висела картина — Иисус, идущий по воде, и его апостолы, с удивлением взирающие на это. Справа находилось окно, выходящее в затемненную студию, где Кейси работал над своими идиотскими затеями. К одной из подтяжек брюк Гарднера была пристегнута массивная цепочка, служившая брелоком для ключей. Сами ключи, большая тяжелая связка, лежали на его ладони. Он непрерывно играл с ними во время разговора.
— Ты ни разу не выступил с исповедью с тех пор, как попал сюда, Джек, — сказал Преподобный Гарднер с оттенком порицания в голосе. — Нехорошо. Исповедь полезна для твоей души. Без исповеди она не может быть спасена. О нет, я не имею в виду эту идолопоклонническую, извращенную исповедь католиков! Я имею в виду исповедь перед своими братьями и перед Спасителем.
— Ну, если вам все равно, тогда я уйду исповедоваться лично перед Спасителем, — спокойно ответил Джек, и, несмотря на весь свой страх и то, что был окончательно сбит с толку, он не мог не заметить, как ярость исказила черты лица Преподобного Гарднера.
— Нет! Мне не все равно! — крикнул тот, и Джек почувствовал резкую боль в области
— Думай всегда, прежде чем что-нибудь сказать Преподобному Гарднеру, ты, сопляк, — сказал Зингер. — Многие из нас стоят за него горой.
— Да хранит тебя Господь за твою искренность и твою любовь, Санни Зингер!.. — торжественно произнес Гарднер и снова сосредоточил свое внимание на Джеке: — Поднимись, сын мой.
Джек попытался встать, опираясь на край светлого деревянного стола.
— Итак, твое настоящее имя?
— Джек Паркер.
Джек увидел, как Гарднер кивнул кому-то за его спиной, и попытался увернуться, но момент был упущен. Новая волна нестерпимой боли пронизала его с головы до ног. Джек вскрикнул и упал, ударившись лбом, на котором еще не успели рассосаться вчерашние синяки, об острый угол стола.
— Откуда ты родом, лживое и глупое исчадие ада?
— Из Пенсильвании.
На этот раз удар пришелся в левое бедро. Джек катался по белому хорасанскому ковру в позе эмбриона — втянув голову и прижав ноги к груди.
— Поднимите его!
Зингер и Баст с живостью выполнили приказание.
Гарднер опустил руку в карман своего ослепительно белого пиджака и вынул оттуда газовую зажигалку. Он крутанул колесико, извлекая длинный язык желтого пламени, и начал медленно приближать его к лицу Джека. Девять дюймов. Он уже мог ощущать слабый усыпляющий запах горящего газа. Шесть дюймов. Теперь он мог чувствовать жар. Три дюйма. Еще дюйм или хотя бы половина — и неприятные ощущения превратятся в боль. Глаза Преподобного Гарднера радостно сверкали. Губы подрагивали, готовые в любой момент сложиться в улыбку.
— Да! — Дыхание Гека Баста было обжигающим и пахло заплесневелой горчицей. — Да! Продолжайте!
— Откуда я тебя знаю?
— Мы никогда раньше не встречались, — выдохнул Джек.
Пламя приблизилось. Глаза Джека наполнились слезами, он почувствовал, что кожу начинает печь. Он попытался отстраниться, но его голова тут же была схвачена руками Санни Зингера.
— Где мы встречались? — повторил Гарднер. Пламя зажигалки плясало в его черных зрачках, каждый отблеск — повторение всех остальных. — Последний раз тебя спрашиваю!
«Скажи ему, ради Бога, скажи ему!»
— Если мы и встречались, то я этого не помню! — простонал он. — Может быть, в Калифорнии…
Огонь погас. Джек вздохнул с облегчением.
— Уведите его, — сказал Гарднер.
Они толкнули Джека к двери.
— Ты не думай, что это все, — сказал Преподобный Гарднер. Он отвернулся и, казалось, принялся рассматривать идущего по воде Христа. — Я все равно вытяну это из тебя. Не сегодня, так завтра. Не завтра, так послезавтра. Почему бы не облегчить свою участь, а, Джек?