Талли

Симонс Паулина

— Мою? Не мою, мистер Хиллер, не мою.

— В любом случае, я не хочу настаивать, чтобы вы подавали в суд. Но если из каких бы то ни было соображений вы решите это сделать, то это пойдет всем на пользу. Это станет веской причиной отказать Слэттери в возвращении детей. Вы сделали бы добро детишкам, Талли.

— Не очень-то весомое, — засомневалась Талли.

— Мне бы хотелось, чтобы недоразумения остались позади и мы бы начали все сначала. А вам надо как следует отдохнуть, прийти в себя. Да и Лилиан тоже надо успокоиться. Возьмите на четыре недели отпуск и какое-то время вы будете на больничном. Я думаю, вы можете рассчитывать на отдых до

сентября. Ваши дела на это время возьмет Алан. Он уже согласился. И помните, Талли, мы все хотим как лучше.

— Что, и мистер Слэттери тоже?

— За его поведение я приношу вам свои извинения.

«А за Лилиан? — подумала Талли. — Что, за нее будете извиняться в следующий раз? Лилиан грозилась подать заявление об уходе. А мистер Хиллер не хочет, чтобы она уходила. Что требуется, чтобы заставить Лилиан отказаться от работы, которую она ненавидит?»

Но Талли больше не хотела забивать себе голову служебными проблемами. Целое лето! Целое лето было в ее распоряжении, восхитительное, жаркое, полное солнца и запаха краски лето! Спасибо, Господи, за то, что пути твои неисповедимы.

Пока Джек работал, Талли оставалась дома. Но то, что в мечтах представлялось ей таким восхитительным, имело и свою оборотную сторону. Ни лето, ни солнце не могли утолить жажду, что мучила Талли каждый день и день ото дня становилась все сильнее.

И чем горячей припекало солнце, тем трудней ей давался каждый разговор с Джеком.

Талли выздоравливала и подумывала, не перейти ли ей в отдел по усыновлению. Пока она помогала Джеку. Она растирала для него краску, или приносила свежую, или готовила лимонад. Талли закрывала старыми простынями мебель, вытирала пыль и даже расчищала заросли перед окнами.

Бывали дни, когда Талли больше разговаривала с Милли, нежели с Джеком, который целиком ушел в работу.

Талли предлагала Милли взять отпуск… Хоть бы весь этот дом отправился в отпуск, будь он неладен.

Милли время от времени предлагала приготовить обед для Талли и Джека, но Талли всегда отказывалась. Для Талли и Джека обед сварит Талли. И она жарила пирожки, а Джек стоял у плиты и смотрел. Каждый день около полудня они устраивали барбекью. Гамбургеры, цыпленок, жареная кукуруза. Джек всегда ел с аппетитом, а вот Талли частенько куска не могла проглотить. После еды они возвращались к красками и кистям. Талли шутила, что не худо бы Джеку начать платить ей жалованье, как старательному подмастерью. Но это было вначале. После двух недель совместной работы все разговоры свелись к сочетаниям краски и обсуждению состояния окон. Но даже эти элементарные вещи едва доходили до сознания Талли, так мучили ее постоянные болезненные любовные фантазии.

Вечерами Талли стояла нагая перед зеркалом, гладила руками свое тело и шептала:

— Он хочет меня, он хочет меня, он не хочет меня, хочет меня, не хочет меня, хочет, хочет, хочет. Он хочет меня, я хочу его. Он хочет меня, я хочу его, он хочет меня, я хочу его, его, его, я хочу его.

А по утрам, когда раздавался звонок у двери, она снова босиком, через две ступеньки летела открывать.

Она взбиралась на стремянку, задерживаясь взглядом на его руках и лице, она подставляла локоток, чтоб он поддержал ее, когда она спускалась. Бывали дни, когда Талли надевала глухое платье и плотные чулки. Но бывали и такие, когда легкий халатик, или шорты и крошечный топ едва прикрывали ее тело. Бывали дни, когда она накладывала обильный

макияж, а бывали и такие, когда она вообще обходилась без косметики. Она то подвязывала волосы, то распускала их по плечам, то завивала, то старательно распрямляла малейший завиток. Временами Талли садилась на голодную диету, а временами поглощала все без разбора. Она никак не могла понять, чем привлечь его, не понимала даже, привлекает ли она его хоть сколько-нибудь как женщина, потому что ровная приветливость Джека ничем не подсказывала ей, как унять мучительную боль, как утолить жажду.

Джек красил дом, а Талли занималась любовью с Робином. В этом лихорадочном состоянии ей требовалось куда больше секса. Робин, замотанный на работе, уставший, не всегда мог дать ей то, что ей хотелось. Но секс с Робином не приносил Талли удовлетворения, она желала Джека.

— Что ты делаешь, Талли? — спросил Джек как-то- утром в начале июля, зайдя в кухню и увидев, что Талли натирает льдом лицо и шею.

— Мне не нравится, как я выгляжу, — моментально залившись краской, ответила Талли. — Кожа должна быть гладкой и упругой.

Ночью Талли не могла заснуть, она сидела на подоконнике, смотрела на дорогу и думала о его руках. Как они управляются с веслами, как держат кисть, как гладят плечи Дженнифер! Его руки, что плескались в соленой воде, его руки, что пересыпали горячий песок, его руки, что касались Дженнифер! «Какое страдание, какое бедствие! — думала Талли. — Я хочу быть с ним. Я хочу, чтобы его губы целовали мои, я хочу испытать восторг при виде его нагого тела, я хочу, чтобы он разрешил мне чувствовать его нагое тело, разрешил сесть ему на живот и целовать его лицо. Я хочу касаться его, хочу испытать от этого восторг».

— Талли, Милли говорит, что вы позвали гостей по случаю четвертого июля, — сказал Джек.

— Ага, — подтвердила она.

Они стояли перед домом и смотрели друг на друга.

— Да, жалко, — сказал Джек наконец. — Было бы здорово, если бы гости могли увидеть дом уже готовым. Вот бы они охали и ахали.

«Было бы здорово пригласить и тебя, Джек. Ты бы делал гамбургеры, как ты делаешь их для нас с тобой каждый день».

— Это не гости. Так, родня, — сказала вслух Талли.

Собравшиеся вокруг барбекью гости действительно охали и ахали. Непокрашенной осталась только северная сторона дома — там, куда выходили комнаты Хедды. Но туда никто не заглядывал.

Робин и Талли вежливо улыбались, выслушивая комплименты. Талли развлекала гостей разговорами. Робин жарил мясо и креветки.

— Тебе повезло, Талли, — сказала Карен, обращаясь и к золовке и ко всем остальным. — Всем нам страшно повезло.

Линда громогласно выразила свое согласие. Шейки закивала. Талли предпочла промолчать.

— Да, — поддержала разговор Шейки. — У нас у всех замечательные, очаровательные дети, любящие, заботливые мужья, великолепные дома, хотя, конечно, с вновь покрашенным домом Талли ни один не сравнится. Сейчас у Талли самый нарядный дом в Топике. Правда, Талли?

— Правда, Шейки, — ответила Талли, испытывая далеко не лучшие чувства к подруге и давясь желанием выразить их вслух.

— Но, Талли, у тебя что-то грустный вид, — вступила Линда, слегка касаясь руки Талли. — Ты счастлива? — Линда теребила ее руку. — Счастлива?

— Разве можно не быть счастливой, имея такого мужа, как Робин? — спросила Карен.

Женщины рассмеялись, избавив Талли от необходимости отвечать. Шейки, не глядя на Талли, сказала:

— Робин — замечательный муж.