Талли
Шрифт:
— Зачем тебе переходить? — спросила Шейки, присаживаясь на траву. — Я думаю, после всего, что случилось, они заинтересованы в тебе еще больше, чем раньше. Лилиан сама себе вырыла яму. Они могли бы взять тебя на ее место.
— Может быть. Но после того, что случилось, я не так уж и рвусь остаться.
— Подумай о детях. Ведь им нужна твоя помощь.
— Нет. Им нужны хорошие мамы и папы, которые заботились бы о них, а не посторонние тети. Никто не может заменить ребенку родителей, и в этом все дело. Заведомо проигранная битва. Бег на месте.
— Это не проигранная битва, —
— Ты молодец, Шейки, — улыбнувшись, сказала Талли, думая при этом: «Да уж, от Шейки так просто не уйдешь».
— А что ты делала все лето? Я мало тебя видела, — спросила Шейки.
— Да так. То одно, то другое. Ничего особенного, — ответила Талли.
Шейки выдержала паузу.
— Я видела тебя, — сказала она наконец, — в городе. Ты красила. Вместе с ним.
У Талли перестало биться сердце.
— И что же?
— Красила вместе с ним.
— И что же? — повторила Талли.
Шейки молча рассматривала траву.
— Это случилось, не так ли? — она скорее утверждала, чем спрашивала.
Талли ответила, тоже не поднимая глаз:
— Я не знаю, о чем ты. — Как же ей хотелось поговорить! Если бы здесь была Джулия!
Шейки кивнула.
— Нет, знаешь. Ты боишься даже вслух произнести его имя, потому что каждому станет ясно, что это случилось.
Талли потерла ладонь о ладонь, как это когда-то делала ее мать. Талли знала, что это ее жест, и ненавидела его, но ничего не могла с этим поделать. Когда она нервничала, это было все равно что грызть ногти. «О, как хочу! Страшно хочу!»
— Шейки, я не хочу говорить об этом.
— Скажи мне, Талли, это правда?
Талли вздохнула. Как ей хотелось, чтобы Джулия была сейчас рядом.
Поднимаясь, Талли сказала:
— Шейки, не надо меня допрашивать, как подсудимую. Я не хочу об этом говорить.
Шейки печально посмотрела на нее.
— Мы можем и не говорить об этом. Понимаешь, для меня это теперь уже ничего не значит. Не то чтобы я больше не испытывала к нему никаких чувств, — я до сих пор хорошо отношусь к нему. Но все это больше не имеет для меня никакого значения. У меня трое очаровательных детей. Я скоро стану менеджером целого отдела «Шанель». Моя жизнь сложилась. Я это пережила. Школа давно в прошлом. И он тоже. Но позволь мне спросить тебя, на что ты надеешься?
— Надеюсь? — переспросила Талли, так странно прозвучало для нее это слово. — Надеюсь?
— Думаешь, я не понимаю, Талли? Ты все забыла? Я пойму тебя лучше, чем кто бы то ни было. Я ведь уже написала этот роман.
Талли даже растерялась, ей не пришло в голову ничего, кроме слов:
— Нет, не ты написала его.
Шейки пропустила это мимо ушей.
— Он возвращался не к ней, он возвращался ко мне, — сказала она.
— Он никогда не возвращался к тебе. Каждый год он возвращался к ней. И приносил ей цветы, —
— Поздновато, как ты заметила, — отреагировала Шейки.
— Да, — мрачно согласилась Талли, подумав: «Но не для меня».
Шейки будто прочла ее мысли, потому что засмеялась и сказала:
— Талли Мейкер! Талли Де Марко! Мы говорим здесь не о рыцаре в сияющих доспехах. Это Джек Пендел. Ты что думаешь, он проникнет поздно ночью в твое свежевыкрашенное окно и унесет тебя на руках в свою хибару? Позволь мне напомнить, что у него нет даже ее, у него же ничего нет, ничего! Только он сам и блеск доспехов, — сказала Шейки с грустью. И пожала плечами. — Вполне возможно, вы созданы друг для друга. Все в броне, что твой Галахад. Будете вместе начищать броню, потому что ничего другого вам не остается. Ох, Талли, разобьет он тебе сердце.
— Я готова, — ответила Талли.
Талли вернулась домой от Шейки около девяти часов вечера, Робина еще не было. Талли искупала Бумеранга, почитала ему на ночь и уложила спать. Сама же уселась в кресло-качалку в его спальне, но через некоторое время спустилась вниз.
Было пол-одиннадцатого. Талли заглянула к матери. Та не пожелала разговаривать, буркнув только, что думала, Талли останется у Шейки ночевать.
Талли побрела в свою калифорнийскую комнату. Но сидеть она не могла. Ей хотелось, чтобы Робин был дома. В одиннадцать она позвонила Брюсу. К телефону подошла Линда. После пятнадцатиминутной болтовни она сказала, что «мальчики» ушли и когда вернутся — неизвестно и куда ушли — не сказали. Еще через десять минут она проговорилась, что Брюс уже спит, а Робина нет. Талли попросила Линду передать Робину, чтобы он позвонил ей, когда бы ни вернулся. Миновала полночь, час, два, три. Талли заснула прямо на ступеньках. Ее разбудил Буми, он требовал, чтобы мама легла в его кровать, чтобы он мог примоститься рядышком. Она легла, но сон уже прошел, и она лежала, прислушиваясь к тихому дыханию спящего ребенка.
Робин приехал домой около десяти утра.
— Почему ты не позвонил мне? — набросилась на него Талли. — Я же просила, чтобы ты позвонил.
— Я знаю, — ответил он, наливая себе стакан апельсинового сока. — Но мы вернулись очень поздно, и я решил, что ты уже спишь.
— Да ты знаешь, кто ты после этого… — Талли взглянула на Бумеранга и запнулась. — Ты же знаешь, что я не сплю, по крайней мере, до трех. Ты хочешь сказать, что вернулся позже трех?
— Я просто не помню, Талли. Было поздно, мы много выпили, мне не хотелось будить тебя. О’кей?
— Где же вы шлялись в Манхэттене до самого утра? — Талли с большим трудом удавалось не перейти на крик. — Что за развлечения вы, ребята, там выискали?
Робин холодно взглянул на нее и подсел к сыну.
— Да нет. Ничего особенного. То да се. Играли в бильярд. Сходили в кино. Посидели, поговорили.
— Только ты и Стив? — спросила Талли.
— Да, только я и Стив, — ответил Робин.
— Куда же вы ходили?
— Да никуда особенно, — неохотно ответил Робин, кормя Бумеранга кашей. — Ну, Бумеранг, чем ты хочешь заняться сегодня? Сегодня отличный денек. Что ты будешь делать?