Талли
Шрифт:
Через несколько дней доктор Рубен снова позвонил ей на работу и попросил прийти к нему.
— Доктор Рубен, — сказала Талли. — Я очень занята. По вечерам я работаю, а днем учусь. Может быть, мы поговорим по телефону?
— Талли, это очень серьезно. Это касается вашей матери.
На следующий день Талли, скрепя сердце, отправилась в больницу. «Президент Рейган готовится к инаугурации [22] а я собираюсь беседовать с доктором по поводу
22
20 января — день торжественного вступления в должность президента США.
— Талли, — начал врач, — состояние вашей матери улучшилось.
— О, хорошо, — сказала Талли.
— Ну, не так, чтоб совсем хорошо… — Доктор Рубен был высокий, лысый и, как показалось Талли, немного нервный. Он носил очки, и она заметила, что каждые несколько минут он их снимает, протирает и снова водружает на нос.
Талли тошнило от больничного запаха, от этих белых стен, от стерильности, от самой мысли, что она вынуждена здесь находиться, что не может сию же секунду встать и уйти. Она смотрела, как доктор снова и снова протирает очки, и думала: «Он не может сказать мне ничего хорошего».
— Не думаю, что она когда-нибудь сможет ходить или двигать конечностями, — сказал доктор Рубен.
Талли молчала. Однако надо же было что-то сказать.
— Как вы можете быть уверены? В наше время медицина творит чудеса.
Он кивнул.
— Да, да, конечно. Но повреждения мозга у вашей матери после церебро-вазикулярного инсульта очень серьезны. Сейчас у нее то, что называется периферической невропатией, реакции ее периферийной нервной системы напоминают сокращения мышц. Она страдает гемиплегией левой половины тела и парезисом правой. На данный моменту нее афазия, которая совершенно…
— Доктор Рубен, — перебила его Талли, прочистив горло. — Не могли бы вы повторить мне все то же самое, только — по-английски?
Доктор Рубен снова снял очки.
— Ну если говорить проще, она вряд ли поправится. Во всяком случае, не в этом году, и вряд ли в следующем.
— Ну что ж… — вздохнула Талли.
— Хотя одна хорошая новость у меня для вас есть. Она почти все понимает, и мы надеемся, что речь практически полностью восстановится, хотя, конечно, некоторая невнятность произношения останется.
— И это хорошая новость? — спросила Талли.
— Конечно, — ответил доктор Рубен, не понимая ее. — У нее закупорено столько кровяных сосудов, что она могла превратиться в растение или даже хуже.
— Или даже хуже, — повторила Талли, подумав про себя! «Хуже, чем растение?»
Доктор Рубен опять снял очки.
— Талли, я пытаюсь объяснить вам, что ваша мать нуждается в ежедневном уходе. Она не сможет работать и обслуживать себя самостоятельно.
Талли долго смотрела на доктора, пока, наконец, смогла сказать:
— Извините, боюсь, что не поняла вас.
— Вашей матери нужен кто-то, кто
— Хорошо, — сказала Талли. — Я не сомневаюсь, что мы сможем решить этот вопрос. Тетя Лена возьмет маму к себе.
— И что же?
— Что что же? Мы наймем сиделку, физиотерапевта, что там еще ей нужно? Она работала на благо города. Город это и оплатит.
— Страховка вашей матери не сможет покрыть всех расходов.
— Что значит не сможет?! — возмутилась Талли. — Она работала на Топику двадцать с лишним лет, не пропустила ни одного дня, никогда не брала больничный, ходила на работу в любом состоянии. Да она, может, и инсульт этот получила из-за того, что надышалась испарениями фабрики! Вы хотите сказать, что в ее страховку не входит потеря трудоспособности?
— Нет-нет, разумеется, входит. Но страховки по потере трудоспособности хватит примерно на два года, — сказал доктор Рубен. — Я узнавал, ей полагается весьма значительная сумма. Но все равно ее хватит только на физиотерапевта, который будет приходить один-два раза в неделю, и на работника социальной службы — один раз в неделю. Этих денег не хватит на то, чтобы нанять сиделку на каждый день, которая готовила бы, купала ее, стирала одежду, укладывала спать, три раза в день давала лекарства. Я имею в виду ежедневный уход за тяжелобольным человеком, понимаете?
— Да, — сказала Талли. — Ну и чем вас не устраивает тетя Лена?
Доктор Рубен, только что в очередной раз водрузивший очки на нос, снова снял их.
— Талли, у вашей тети достаточно своих проблем. Мы говорили с ней и даже ходили к ней домой. Больничному персоналу показалось, что она сама… нуждается в присмотре.
Талли чуть было не улыбнулась.
— Не могу с вами не согласиться. Так что же вы предлагаете, доктор?
Он надел очки и тут же снял их.
— Вы не думали вернуться домой?
Талли на секунду онемела, а потом засмеялась. Она встала со стула, все еще смеясь, подошла к столу доктора, перегнулась над столом, так что оказалась совсем близко от его лица, и перестала смеяться.
— Вы, должно быть, пошутили, доктор, — ее слова звучали как выстрелы, — и это была чертовски неудачная шутка.
Она выпрямилась.
— Талли, я знаю, что вы хотите быть независимой…
— Независимой, Господи! — оборвала она его. — Доктор, извините, вы, естественно, не можете знать. Но позвольте вам сказать, что то, о чем вы просите, — совершенно невозможною.
— Почему невозможно?
— Ну, во-первых, — сказала Талли, — потому что негде жить. Я проезжала пару раз по Гроув-стрит. Моя мать там больше не живет. Как та Алиса из кино. Там живет моя тетя с каким-то типом.
— Да, ваша тетя вышла замуж. Мы говорили с ней. Она сказала, что примет Хедду, но только если вы тоже вернетесь.
— В Рощу? — Талли холодно усмехнулась.
— Талли, вы ее дочь, — сказал доктор Рубен. — Вы — ее единственная родственница.
Талли снова засмеялась и покачала головой.