Талли
Шрифт:
На своей свадьбе в июне 59-го Хедда была очень красивой. Даже мировой судья отметил это. За месяц до свадьбы она написала Биллу Расту и пригласила его на свадьбу, вложив в письмо чек на двести долларов. Он не ответил на письмо, не приехал, однако чек принял и получил по нему деньги.
Зато приехала Лена со своим мужем Чарли — довольно сомнительной личностью, безработным водопроводчиком. На свадьбу он явился в голубой фланелевой рубашке — во время брачной церемонии она выбилась из брюк, обнажив огромный нависающий над брючным ремнем живот, свидетельствующий
Медовый месяц Генри и Хедда провели в Техасе, и ездили туда еще два года подряд — в 60-м и 61-м.
Первые несколько лет прошли безоблачно. На деньги, которые скопил Генри, они купили собственный дом. Он казался Хедде таким большим — выкрашенный голубой краской дом на Гроув-стрит — и достался им совсем дешево, а вдобавок во дворе был огромный курятник, и Хедда, чтобы ее Генри мог есть на завтрак свежие яйца, завела птицу.
В 60-м Генри стал начальником отдела. Правда, его рабочий день удлинился. Каждый день после работы Хедда бежала домой, чтобы успеть приготовить ужин к приходу усталого и голодного мужа.
Генри Мейкер был ее единственным мужчиной и вообще единственным в целом мире человеком, кого Хедда любила; поэтому, когда в 60-м она узнала, что беременна, ей показалось, что жизнь ее кончилась.
Что произошло когда-то между ее отцом и матерью, Хедда почти не понимала и, собственно, не особенно пыталась осмыслить эти события, но помнила одно: когда Билл Раст узнал, что у Марты есть ребенок, он избил жену до полусмерти на глазах у Хедды и затем выбросил обеих на улицу.
И была убеждена, что причина — именно ребенок; то есть она сама.
Именно это намертво запечатлелось в сознании Хедцы, когда ее мать исчезла. Мама предпочла уйти и не видеть каждый божий день ту, которая напоминала о ее грехе.
А Билл Раст, хотя и оставил Хедду у себя, за двенадцать лет ни разу ее не обнял, не поцеловал, не сказал доброго слова. Между ними навсегда пролегло гробовое молчание, и Хедда только и думала, как бы сбежать от него, уверенная, что он будет рад от нее избавиться. Ей даже в голову не приходило, каких душевных усилий стоило угрюмому фермеру вырастить ребенка своей беспутной жены.
И вот теперь Хедда была беременна. Ей очень хотелось, чтобы ее жизнь сложилась лучше, чем у матери; поэтому однажды она отпросилась с работы и поехала к доктору, куда-то в Вичиту, где в очереди с проститутками, избавлявшимися от последствий своего прибыльного бизнеса ей сделали кровавый, на скорую руку, аборт. Она вернулась домой, приготовила Генри ужин, а вечером у нее открылось кровотечение. Генри помчался с ней в государственную больницу, и врач тихо сообщил ему, что аборты в Соединенных Штатах Америки запрещены и что в результате такого аборта Генри легко мог остаться вдовцом.
Мейкер ничего не говорил жене, пока ей не стало лучше. Когда Хедда стала поправляться, он усадил ее перед собой и ясно дал понять, что, несмотря на то, что он очень любит ее, у него не останется другого выбора,
В мае 60-го Хедда обнаружила, что опять беременна, и опять ее стали мучить сомнения, хотя муж очень обрадовался, когда узнал об этом. 19 января 61-го года Хедда в тяжелых родах разрешилась Натали Анной весом в шесть фунтов десять унций и ростом в восемнадцать дюймов.
Натали была тихой спокойной девочкой, и Хедда, которой пришлось оставить работу, оставляла ее одну на втором этаже, лишь изредка забегая проведать дочь. Все остальное время Хедда сидела в гостиной и пустыми глазами смотрела в стену.
Хедда кормила Натали грудью только три месяца, а затем стала давать ей цельное молоко, наняла няню и вернулась на работу, невзирая на яростные протесты Генри. Но Генри видел, что маленькая Натали не возражает — вообще-то малышка казалась даже счастливее на руках у няни и под ее опекой.
Хедда ощутила настоящую тревогу, когда ее муж посмотрел на Натали — пухленькую, ползающую по полу девятимесячную девочку — взглядом, в котором Хедда прочла преклонение — на жену он никогда так не смотрел.
Генри только что вернулся с работы; он промчался мимо жены и подхватил на руки дочку; и вот тогда-то, первый раз в жизни, Хедду опалила ревность, а вместе с ней страшная, не знающая жалости ненависть. До этого момента она знала только любовь к Генри, но даже ее любовь к нему не была такой сильной, как это страшное темное чувство, камнем легшее ей на сердце, когда она увидела нежно воркующих мужа и дочку.
Хедда опять забеременела, когда Натали было около года, и на этот раз Генри надеялся на мальчика. Хедда также надеялась, что будет мальчик, рассчитывая, что тогда безумная любовь Генри к единственной дочери поостынет. В ноябре 62-го на свет появился Джонни Мейкер, и Натали поблекла в глазах отца, который теперь смотрел только на сына.
Хедде эта победа казалась незначительной, так как теперь всю любовь и привязанность Генри изливал на своего маленького мальчика. Хедда стискивала зубы и хрустела пальцами, выжидая, когда придет ее время. Она нянчилась с Джонни гораздо дольше, чем с Натали, потому что так захотел Генри. Натали слонялась по дому, играла на улице или ходила на прогулку с няней, а Хедда все это время сидела с Джонни. В восемь месяцев малыш начал ползать, и тогда же Хедда отняла его от груди, а через несколько дней Генри на фабрику позвонила няня и, рыдая, сказала, что маленький Джонни лежит в своей кроватке и не дышит.
«Внезапная смерть в грудном возрасте» — гласила запись в медицинском свидетельстве. Врач удивился, что это случилось с таким большим ребенком.
— Обычно внезапная смерть наступает, когда ребенок еще очень мал и не научился правильно дышать.
— И в каком возрасте это обычно бывает? — спросил Генри.
— Не старше десяти недель, — ответил доктор.
Джонни похоронили на кладбище Вудлон, и Генри Мейкер ходил туда каждое воскресенье, чтобы поговорить со своим сыном.