Там, где цветёт папоротник

Бутусова Лена

– Думал я, до Ягини к полудню доберемся, да мы еле тащимся. Хорошо бы к вечеру успеть.

– Так, чего ж мы тащимся-то? – Любомира сердито подбоченилась. – Идем скорее.

– Да, жалко мне тебя, небось, ноги стерла в мокрых сапогах, – Марун посмотрел на нее с таким участием и почти отеческой нежностью, что Любомира аж задохнулась от избытка чувств – возмущения, волнения, смущения…

– А нечего меня жалеть! – она даже топнула. Ноги Любомира действительно натерла, но ни в жизни бы в этом не призналась. После смерти матушки с батюшкой никто больше ее не жалел.

Разве, что Шуршаня мог, да и тот, чаще ворчал, чем ласковые слова говорил, да Василина, но та всегда была строга. Потому теперь от этой простой заботы она себя почувствовала такой слабой и беззащитной, что аж под ложечкой засосало. – Сам, небось, притомился, вот и еле плетешься. Да, я бы без тебя тут быстрее дорогу отыскала. У меня получше тебя провожатый есть!

– Кто же это интересно? – Марун даже остановился и повернулся к ведьмочке. – Этот, что ли, мохнатый? – кивнул на медвежонка, благоразумно косолапившего следом за своей благодетельницей.

– А вот, что у меня есть! – и девушка вытащила из котомки Василинин клубочек, сунув его под нос Маруну. – Вещичка непростая, заговоренная. Враз меня до Бабы Яги доведет.

– Ага, и от разбойников защитит, – Марун усмехнулся в бороду, но не стал спорить с взбалмошной девчонкой. – Не болтай ерунды попусту, и идем побыстрее, коли хочешь до Ягининой избушки затемно добраться.

И уже развернулся, чтобы идти дальше.

– Сам же, сказал, что лихих людей больше не будет.

– Так что же, – Марун снова остановился, – и вправду одна пойдешь?

– А вот, и пойду! – ведьмочка сама себя узнать не могла. Всегда добрая с людьми, тихая и покладистая, она вдруг стала язвить и упрямиться. Но Марун-охотник поднимал в ее душе такой ураган, которого она пугалась и стыдилась. Даром, что она ведьма, а он оборотник, да к тому же такой взрослый…

– Не чуди, девка, – охотник нахмурился и потопал дальше, не обращая более внимания на свою капризную подопечную.

– А ну как ты снова медведем обернешься, что мне тогда делать прикажешь? От медведя в лесу спасения нет.

– Не обернусь, – Марун буркнул себе под нос. – А из клубочка лучше рукавички свяжи братцу, он рад будет красивой обновке.

– Нет, ну а если…

– Если-если, вот заладила, – охотник протянул сварливо. – Не завлекай меня, так и не обернусь.

– Это как понимать?
– Любомира споткнулась о свой же шест. – Не собиралась я тебя завлекать. Без надобности ты мне …

??????????????????????????

– Совсем без надобности? – Марун спросил с какой-то даже обидой. – Зачем же тогда ты через костер со мной прыгала?

– Зачем прыгала? – Любомира потерялась. – Так ведь Весняна, подружайка моя, подговорила, вот и прыгнула.

– Ах, Весняна подговорила… У самой что ли разуменья нет? – охотник насупился, и Любомире так показались обидны его слова – нет, ну правда, кто он ей, Марун Северный Ветер, чтоб так с ней разговаривать? И ведьмочка выпалила, не успев прикусить язык:

– Интересно, а Марьяна тоже думала, что ничего с ней не приключится в лесу…

Охотник резко остановился, развернулся к ней, и ведьмочка

аж присела под его взглядом – столько в нем было тяжелой обиды. Ноздри его раздувались, он до белых костяшек на пальцах стискивал свою слегу. Наконец, через силу проговорил:

– Вот что, ведьма Любомира. Вижу, совсем я тебе не люб, тяготит тебя мое товарищество. Так вот, и иди дальше одна, пусть тебя твой клубочек на болота ведет. А звереныш защищает. А мне в другую сторону.

С этими словами Марун повернулся и широким шагом направился прочь.

______________________________

[*] слега– палка для опоры при движении, которая используется для облегчения прохождения заболоченного участка

[**] лыва – лужа, топкое место

***

Любомира смотрела охотнику вслед до тех пор, пока его было видно среди лесного подлеска. А потом он вдруг пропал, словно растворившись в зарослях, и ведьмочка осталась одна. Разом накатило ощущение брошенности, как совсем недавно на деревенской площади. Вот только на площади вокруг были люди, а сейчас только Беруня испуганно жался к ее ногам. Даже птицы примолкли перед грозой.

Ведьмочка зябко обхватила себя за плечи, прижав к себе свою палку, словно пытаясь обнять ее. Но палка была тонка и не годилась для объятий. Вдобавок острый сучок кольнул ее в щеку. Любомира ойкнула и в сердцах отшвырнула жердь в сторону:

– Даже палки не смог нормально обстругать, – она с обидой прошипела вслед ушедшему Маруну, но тут же сама устыдилась своих слов и только нахмурила брови и потупилась, хоть и не перед кем ей больше было виниться.

Словно чувствуя растерянность подруги, Беруня принялся лапой теребить подол ее рубахи, а затем и вовсе встал на задние лапы, вцепившись когтями в ткань и ткнувшись носом в живот ведьмочки. Любомира благодарно потрепала его по голове:

– Спасибо, маленький. Ты мой единственный защитник остался.

Мишка довольно заворчал, но тут же попытался влезть в котомку со съестным, и Любомира едва успела ее отобрать:

– Ну, нет, теперь нам с тобой припасы беречь надобно. Охотника-то больше нет, – сказала это, и глаза противно защипало. Без Маруна в дремучей чаще стало одиноко и очень страшно. И пусть он оборотник-берендей, но с виду-то совсем как обычный человек. Нет, не обычный. Красивый, сильный и добрый. Любомира вздохнула.

В лесу становилось все темнее, ветер усиливался, раскачивая кроны могучих деревьев, гром рокотал все ближе.

– Видать, и правда, духи на меня гневаются, – от очередного громового раската Любомира поежилась. – А может, и сам Батюшко сердится, – ведьмочка снова отпихнула лезущего за съестным Беруню. – Ладно, нечего слезы лить попусту. Василёчек там совсем один, ждет сестрицу, зовет, плачет.

Любомира вытащила из котомки красный шерстяной клубочек, повертела его в руках. Василина сказала бросить наземь, и он доведет, куда надобно. Ведьмочка и бросила. Прямо в лыву. Шерсть быстро намокла, клубочек погрузился в лужу почти полностью, да так и остался там лежать.