Там, где цветёт папоротник
Шрифт:
– Чего мнешься, ведьма? Ты же пирожков хотела, – в этот момент Горыня оказался рядом и запросто схватился голой рукой за заслонку. Сунул голову в печь.
– Ты куда лезешь, окаянный? – печка принялась кудахтать на него, точно баба, которой парень под юбку влез из шалости.
– Не откажи, матушка, – Змей вылез, держа в руках горячий противень, – угости свежим хлебушком.
А на противне стройными рядочками лежали пирожки, пухлые, румяные. И запах от них шел такой, что язык хотелось проглотить.
– Скушай пирожок, Любомира. Мягонький,
Рука Любомиры дрогнула, она подняла глаза на Змея. Он улыбался, красивый, желанный. Глаза зеленые, у людей таких и не бывает вовсе. Но ведьмочка колебалась. Покосилась на охотника, застывшего в сторонке. Зачем-то спросила:
– Хочешь пирожок, Марун?
Тот медленно покачал головой:
– И тебе не нужно Любомира. Крутит Змей, лукавит. Не тронь пирога, иди ко мне, у меня каравай есть и водица родниковая.
– Зачем тебе хлеб и вода, Любомира? – Горыныч удивленно вскинул красивые брови. – Бери пирог! Хочешь с земляникой, хочешь с ревенем, а то и с печенью.
??????????????????????????
Любомира сглотнула. Пирога хотелось очень. Таких красивых да аппетитных пирогов она ни разу в жизни не видела и не пробовала. Она наморщилась, точно больно ей было:
– Давай, Марун, съедим по пирожочку, ты и я. Вместе можно.
– Зачем нам Марун? Марун нам не нужен, – Горыныч нахмурился.
– Как так не нужен? – Любомира скривилась, как будто в рот ей попала горькая травка. – Тебе, может, и не нужен, а мне нужен.
– Ты будешь есть пирог или нет? – Змей прорычал, и голос его разом потерял всю свою красоту и вкрадчивость.
– Не будет! – в один шаг Марун оказался рядом со Змеем и, ударив снизу, выбил противень из его рук.
Пирожки россыпью разлетелись по сторонам, попадали в кусты, и птички тут же накинулись на нежданное угощение.
– Вы что ж творите, ироды! – печка заголосила, и, верно, если б у нее были руки, всплеснула бы руками. – Добро разбрасываете, работу не жалеете!
– Это ты вон ему скажи, кто не жалеет, – Змей со злостью смотрел на охотника.
– Нет тебе веры, Змей Горыныч. Не нужен нам такой провожатый, – Марун медленно вытащил из ножен меч-кладенец.
Горыныч усмехнулся, глядя на заговоренный клинок:
– Вижу, руки у тебя так и чешутся подраться, берендей. Смотри, Любомира, не я ведь первый начал. Смотри и выбирай, который из нас тебе милее.
В руках у Змея тоже блеснул клинок, и он бросился на противника.
***
– Перестаньте! – Любомира едва пискнула, но тут же отлетела в сторону, отброшенная Маруном.
Никто не собирался ее слушать.
Змеев меч был не из железа, он сиял, объятый пламенем, точно сам весь был сделан из огня.
– Ну, давай, что ли подеремся, берендей, – Горыныч зловеще усмехнулся, – а суженая твоя пусть посмотрит, на кого она крылатого Змея променять хочет.
Марун не тратил время и силы на разговоры. Шагнул к Змею, ударил, еще раз
– Смотри, Любомира, кого ты в суженые себе выбрала, – Горыныч косил глазами на ведьмочку. – Мало того, что колдун-берендей, так еще и руки распускает почем зря.
– Не слушай его, Любомира, – Котофей прыгнул ей на коленки. – Змей тебе сейчас чего угодно наплетет, лишь бы ты его выбрала, а не охотника.
– А я и сама не знаю, чего хочу, – Любомира сидела на синеватой траве, растерянно глядя на поединщиков. – Может, мне и вправду лучше остаться тут со Змеем? Ежели я тут своя?
– Своя ли? – кот тронул ее лапой по лбу. – Да, и обещала ты охотнику много чего.
– Ты откуда знаешь, чего я ему обещала? – Любомира насупилась, но зарделась, помня свое купальское обещание.
– Кот-баюн все знает, – котейка промурлыкал и спрыгнул с коленок ведьмочки. – А Василёчка что же, бросишь одного?
– Не один он, с Бабой Ягой, – ведьмочка виновато потупилась, закрыла лицо руками.
– Эх, ты, Любомира-травница… – кот протянул с осуждением. – Нравится тебе, поди, когда мужики красивые из-за тебя дерутся да кровь проливают.
– Ничего и не нравится…
А Марун продолжал наступать, и Горынычу пришлось защищаться. И каждый раз, когда меч-кладенец встречался с огненным Змеевым клинком, слышался звон, да искры летели во все стороны. Бились на равных, никто уступать не желал. Ростом поединщики были равны, Марун, однако, казался тяжелее и крепче, вот только мастерством Змей его явно превосходил. И хоть охотник тоже знал, с какого конца за меч держаться, но таких приемов и вывертов, что Змей использовал, явно никогда не видел. И начал уставать.
– Груб ты и не отесан, человек, зря ты на меня клинок свой поднял, – Змей упивался превосходством.
– Мое дело правое, никому Любомиру в обиду не дам, ни водяному, ни Кощею, ни тебе, – охотник процедил сквозь зубы и, собрав остатки сил, ударил.
И столько в ударе этом оказалось удали, что Змеев меч вспыхнул, брызнул искрами и с громким хлопком исчез. А меч-кладенец, уже не имея никаких препятствий на своем пути, со всего маху снес Змею Горынычу голову.
***
Блеснула молния, грянул гром, и обезглавленное тело Змея рассыпалось облачком сияющих искорок. И на мгновение стало очень-очень тихо.
– Ой, что ж ты натворил, оборотник! – первым заголосил Котофей.
– Нужно было позволить ему мою голову с плеч снести? – Марун, запыхавшийся и злой, процедил сквозь зубы и плюнул в то место, где Горыныч стоял.
– А лучше бы и снес дурную твою голову! – котейка не унимался. – У Змея-то нашего три головы, одна страшнее другой…
– Перестань, Котофей Тимофеевич, причитать, и без тебя лихо, – Любомира осекла баюна. – Сделанного не воротить.
Ведьмочка прижала руку к груди: сердце трепыхалось то ли от страха возможного наказания, то ли от горечи утраты дерзкого друга.