Там, где хочешь
Шрифт:
— Идем?
Ноэль распахивает перед Мариной дверь машины, протягивает коробку:
— Мои любимые, их только тут делают.
Под картонной крышкой — блестящая темная глазурь, легкий запах кофейного крема.
Беспокойство, явившееся два дня назад, осело на дно. Вроде и нет его.
Потащились за эклерами вместо того, чтобы сесть в кафе. И уже пора в «Акацию». А тут еще телефон у Ноэля звонит, и начинается разговор по работе, с эмоциями.
Когда машина останавливается напротив отеля, Ноэль нажимает кнопку отбоя.
—
Марина кивает. Она разочарована. Днем, впопыхах, все иначе.
Ноэль улыбается:
— Что с тобой? Ты за два дня одичала…
Да, одичала. Куда делась вся легкость? И от ладони на плече хочется освободиться.
— Ого, что ж с тобой такое? Расслабься…
Она не может. Она его не узнает. Ей хочется уйти. И хочется, чтобы он остался. Она сама не знает, чего хочет.
— Ты огорчилась, что на Сицилию не едем?
Все отодвинулось на месяц. Зато не надо с Корто объясняться.
— Да нет, — она достает диск с «Утэной». — Вот.
Ноэль крутит диск в пальцах.
— Ты что делаешь в воскресенье?
43
Джулия смеется в телефонной трубке, у нее чудный смех. Она приехала на выходные, времени нет совсем, «вот только если полчасика, ты где?».
Она влетает в «Акацию», шумная, звонкая, целует крепко, прижимает к себе: «Мариночка, я соскучила!» У нее хороший русский, редкие ошибочки добавляют шарма.
На шум выходит хозяйка. Она в добром расположении духа, Марине позволено отскочить в соседнее кафе, до девяти и ни минутой позже.
Джулия рассказывает новости, впрочем, в Милане ничего не происходит, работа все та же — переводы с французского и русского, «да, у меня есть роман с русским мужчиной!».
— А у меня — с итальянским, — почему-то произносит Марина.
Полчаса — ну разве это время?
«Русский мужчина» обретается в Риме, он оператор на ТВ, второй российский канал; приехал в Милан снимать показ мод, а она, Джулия, там переводчицей работала. Тридцать лет, женат, но с женой не живет.
Марина поправляется: с итальянцем никакой не роман, это для красного словца, что-то непонятное с этим итальянцем. Он иногда кладет руку на плечо или на колено, но это не значит ничего, он не влюблен, и она не влюблена. На законопослушного француза не похож, хотя родился здесь. В машине не пристегивается, отпустит руль, руками машет, что-то доказывает, а авто по трассе идет сто тридцать.
Про настроение, про беспокойство, про край плаща— не рассказывается.
На прощание Джулия снова стискивает Марину, опять признания в любви, пожелания, поцелуи. Наконец объятья разорваны, Джулия торопится прочь, оглядывается:
— Пока, красавица моя!
Марина смущается, отправляет вдогонку неловкое «Пока!»
Джулия сказала, что с итальянцами надо быть осторожнее, они соблазняют красиво, со вкусом, и не ради обладания —
Марина думает — интересно, а у Джулии тоже «просто эмоции»? И «Ноэль не такой».
44
— Я кое-что про тебя знаю.
За четыре часа — с тех пор как уехал — опять накапало внутри, растеклось лужицей легкого волнения. Джулия отвлекла, да ненадолго.
Предложил, когда к отелю подъехали, — давай, вызовешь черную красотку, подменит часа на три. «Адила уехала на выходные». — «А Бенжамен?» — «У него шаббат». Он смешной, Бен, — когда деньги нужны, шаббат не в счет. «Нельзя же работать», — однажды удивилась Адила, а Бен подмигнул хозяйке: «Да разве это работа? Удовольствие одно!» К нему как раз приятели ожидались со свежей травой.
— И что же ты обо мне знаешь?
— В воскресенье скажу, — Марина улыбается.
— Я не доживу, не дразни меня, — Ноэль фыркает в трубку. — Ну?
— Джулия говорит, у итальянцев национальное развлечение — девицам голову морочить.
Из телефона — пулеметная очередь: обобщают одни идиоты; Джулия твоя глупа; он не может строить отношения — любые — с человеком, который слушает кого угодно, только не самого себя.
Ноэль кипятится, Марина посмеивается, и он потихоньку остывает.
— Я посмотрел «Утэну».
Разговор наконец становится доверительным, теплеет, в половине второго Марина расстилает матрас, ныряет под одеяло. Темно, тепло, клонит в сон, хочется молчать, слушать, он немного болтлив, Ноэль, но это мило… и внезапно возникает желание рассказать про отношения с Аней. Про любовь, которой больше нет.
45
Нашел две приятные квартирки в приличных пригородах. Договорился посмотреть.
Наутро Маринка домой не явилась. Позвонил ей днем — бурчит в трубку, явно не с той ноги с матраса встала. Сказал, что через два часа ждут в Сен-Море и после — в Везинэ. Пускай подъезжает.
Первая квартирка — сорок метров: две клетушки, чулан, кухня; ключи от подвала дают, во дворе можно велик прицепить. Хозяева — муж-с-брюхом/жена-с-химией, пресные до жути. Наврал, что работа у Тибидоха постоянная (на компьютере нарисовал себе три тысячи евро в месяц). Мадам с химией читает по складам: « Э-ко-лук… А чем ваша фирма занимается?» Принял авторитетный вид: «Экологией. Выезжаем на место, где собираются что-то строить, делаем замеры, проверяем, обретается ли там живность, законом охраняемая, оцениваем, насколько вторжение строителей повредит окружающей среде…» Мадам с химией пальчики перед бюстом сцепляет: «Вы делаете великое дело!» Да-да, великое, только Тибидоху, борцу за болотных пауков, у которых в прямом смысле уходит почва из-под ног, живность до фени, его одни «евры» интересуют. На прощанье тетка говорит, что позвонит, «если выбор падет на вас».