Там мой брат!
Шрифт:
Я перешел на шаг.
Сердце стучало гулко и часто, ему не хватало места, оно было везде – в висках, в груди, в затылке и где-то под ложечкой – больно, часто и обидно. Ну что же я за неумеха! Единственная надежда крепости, невидимый гонец… Стыд какой…
Я остановился.
Кругом был изгаженный, вытоптанный перелесок – не перелесок даже, так, кустарник. Орки распугали и перебили тут всю живность, выломали и вырубили ветви – сейчас здесь никого не было, но опушка редкого леска всё равно была как изнасилованная солдатами девка. Сделав несколько шагов,
Я выдохнул… получился почти стон, который надо было заткнуть куда подальше… и, особым образом встряхнувшись, еле слышным шепотом произнес формулу размыкания. Теперь я стал видимым – для всех.
Надо было идти, и я побрел, хлюпая носом и вытирая текущую из него кровь.
…Кусты, перелески. Овражки. Крошечная поляна. Заросли орешника. Частый угрюмый осинник…
Я брел, радуясь одному тому, что эльфийская кровь и воспитание отца-охотника не дают мне потерять чувство направления. И даже в таком состоянии, как сейчас, я не мог заблудиться, я знал, куда надо идти.
Больше всего, наверное, я был похож сейчас на зверя – наверное, на загнанного зверя, хотя меня ещё никто не гнал и не травил…
Меня вели инстинкты. Вот здесь корень, большой и узловатый – его не видно под листьями, но я его чувствую – надо перешагнуть, иначе можно споткнуться и упасть; а если я сейчас упаду... В общем, не факт, что мне удастся быстро встать. Здесь кусты кажутся густыми, но на самом деле можно протиснуться и немного спрямить путь… я делаю всё это машинально, разве что только не с закрытыми глазами. Наверное, с закрытыми глазами вышло бы ненамного хуже… Лес, хоть и чужой, изгаженный и оскверненный, всё же принял меня, и всё то эльфийское, что во мне есть, помогало идти, не спотыкаясь, по самому удобному пути. Только вот… как же это – не смотреть?! А если…
Они меня и спасли. Кусты, открывшие незаметную тропинку среди переплетения ветвей. Я никогда ещё в жизни не сталкивался с тем, как мысль обретает плоть и реальность. Я только успел подумать, что не могу себе позволить идти на одном чутье, я должен смотреть во все глаза и во все стороны – ведь рядом орки! – как я их и увидел. Орков.
Они смеялись и весело что-то обсуждали – охоту, как я понял. Молодые гортанные голоса… отдельные слова я понимал, но не всё. И даже не потому, что это был чужой мне язык – отец обучил меня оркскому, и я знал его довольно хорошо. А просто потому, что слова терялись в шуме крови, что стучала в ушах.
– … а я его тогда! С одного выстрела…
– …жирный был, костер аж жиром залил…
– … рыбки бы ещё…
Над ухом всполошенно зашуршали листья. Что-то теплое и пушистое задело плечо, оттолкнулось и порскнуло прочь, на мгновенье опередив врезавшееся в землю орочье копье. Темно-коричневое... с красным обережным узором...
– Байыр! Ты косой, как этот заяц!
– орки вовсю потешались, вышучивая промазавшего товарища. Спугнутый
Сознание меркло, окончательно истратив себя на борьбу с инстинктом, повелевавшим рвануться и бежать, как тот зайчонок. Байыр спешился. Я поймал себя на том, что лениво разглядываю его сапоги, считая стежки вышивки из ремешков, красных, как узор на копье...
Орк, ругнувшись на зайца и соратников, выдернул копье. Сапоги с громким жестяным шуршанием направились прочь. Звук был неестественно громкий и совсем не похожий на звук шагов в лесу. Как будто орк шел и раздвигал ногами не ветки с листьями – а кольчуги да ножи…
А у меня получилось! Я всё-таки опять смог спрятаться с помощью магии.
Некоторое время я лежал неподвижно, слушал удаляющиеся голоса орков, стук копыт и треск ветвей.
* * *
А потом пошел дальше. Вперед, по направлению к лагерю тех, кто единственный может нас всех спасти…
Сколько мне ещё идти? Плетусь я, конечно, как кляча. Вот уж не думал, что Прятки так выжмут все мои силы! Хорошо, что удалось «включить» их снова, когда орк забирал своё копье…
Но идти придется мне видимому, безо всяких Пряток. Конечно, если бы отдохнуть, да поспать несколько часов, быть может, я смог бы и снова… вот когда вспомнилось, как друг уговаривал меня поспать!
Но странно – несмотря на усталость, даже какое-то изнеможение (вот стыд-то!) – спать мне не хотелось. Я бы и не смог сейчас заснуть. Впрочем, следовало торопиться – так что всё к лучшему. В гарнизоне кончаются продукты… А самое главное, орков слишком много. Они просто задавят численностью уставших, голодных и раненых товарищей…
На мгновение вспомнились лица тех, кто меня провожал, хлопал по плечу, шутил. Старался сказать что-то хорошее и одновременно не пожелать ничего конкретного – дабы лукавые боги не услышали и не сделали наоборот!
Они все дороги мне. Я не хочу терять ни одного!
Чуть не упал, запнувшись о корень… Эльф, мать твою! Соберись, Эфеданэль… какой ты ко всем суртам эльф, если способен споткнуться в лесу?!
Вспомни родные места, вспомни отца… вот бы взгрел он тебя сейчас… как-то ты там, мой отец, седой, упрямый и всё ещё красивый, как говорят – лучший охотник и лесничий герцогства… Только бы ты не ушел воевать, хватит уже с тебя, навоевался, и раны старые болят…
Я вдруг вспомнил, как мы с отцом преследовали ликага. Я так же бежал и бежал по лесу…
Был канун Огненной Ночи - праздника Первого дня лета. Скоро парни и девушки будут танцевать вокруг костров на берегу, пускать травяные плотики с зажженными свечами, прыгать через огонь – а потом разбредаться парочками по окрестному леску… И вдруг – эта тварь… А праздник – вот-вот!
Когда мы с отцом приехали, селяне уже успели похватать вилы. Нет, они не в лес собирались. К мельнику Гриннри. Кто ж того не ведает, что всякий мельник знается с нечистой силой? Так что, если завелся в округе оборотень – прямая дорога к мельнику. Пытать злодея, покуда не скажет, кого и где обернул! А не скажет – знамо дело, сам и душегубствует!