Танец Опиума

Lime.lime

— Сакура, прости, — выдал он. — Я не хотел тебя обидеть, правда.

Сакура хлюпала носом и судорожно дышала, утыкаясь носом в грудь Саске и как будто бы пытаясь найти там своё временное пристанище.

— Почему вы никогда мне ничего не рассказываете? — в нос бубнила Харуно, перестав брыкаться. Саске положил подбородок на её макушку и крепче прижал дурнушку к себе, одобрительно кивнув брату, мол, лучше ты ей объясни, раз уж заварил всю эту кашу.

— Мы пытаемся уберечь тебя от той грязи, в которой замешаны, — аккуратно начал Итачи, не смея при Саске прикасаться

к ней, хоть его пальцы и горели желанием притронуться к нежной коже Харуно. — Мне правда очень жаль, что все так произошло. Не стоило мне весь этот разговор затевать. Просто я хотел, чтобы ты поняла важность того, к чему мы тебя готовим.

— Это повторится снова? — дрожащим голосом спросила Сакура, молясь богу, чтобы ответ был отрицательным.

— Не повторится, — не подвёл её надежд Итачи.

— Обещай. Обещай, что это не повторится!

— Если только ты пообещаешь, что научишься защищаться, — пошёл он на компромисс. — Я не хочу, чтобы тебя кто-то обижал. Даже если этот кто-то простой прохожий на улице.

— Обещаю, — тихо всхлипнула Харуно.

— Тогда я тоже тебе обещаю, что больше подобного никогда не повторится. Никогда. Слышишь?

— Да…

— Вот и хорошо, — устало вздохнул Итачи, поднимаясь с корточек. Он украдкой взглянул на часы и без восторга заметил, что время поджимает. Через полчаса за ним заедут очень серьёзные люди. Работу никто не отменял.

Итачи перевёл взгляд на своего брата, который ласковым словом и объятиями успокаивал дурнушку у себя на коленях. Впервые за долгое время ревность обожгла внутренности старшего Учихи. Это он должен сидеть на полу, шепча слова любви ей на ухо. Это ему в грудь она должна утыкаться. Сакура его! И это не давало мужчине покоя. Особенно после разговора со своим отцом.

— Мне пора на работу, — с холодной взвешенностью проговорил Учиха-старший и направился в свою комнату, дабы переодеться и привести себя в порядок.

— Итачи, — окликнул его Саске, у которого в записной книжке также числилось собрание буквально через час. Он смотрел на брата вопрошающим взглядом, жаждая услышать совета. И — о боги ! — как же Итачи хотелось одним решающим словом отогнать его от Сакуры, прервав моменты блаженства. Вот только старший Учиха так и не решился этого сделать, чувствуя ответственность перед Саске.

Откуда только появилось столько недовольства? Раньше он вполне адекватно реагировал на подобные проявления, но сейчас всё как будто изменилось. Не кардинально, но всё же…

Старший Учиха отрицательно покачал головой и вышел прочь, оставляя голубков наедине.

***

Саске провёл рукой по ключицам и слегка улыбнулся. Девушка задремала у него на груди. Её милое личико не омрачали недовольные морщинки, хоть краснота с глаз всё ещё не спала.

Сакура смогла окончательно успокоиться только тогда, когда оказалась в горячей ванне, умиротворённая водой и объятиями возлюбленного. Саске уже давно понял, что если понизить свой голос до низких тонов и начать нашептывать девушке нежные фразы или читать полюбившиеся ей стихи Бродского, то она очень скоро перестаёт упрямиться, нервничать

и бунтовать. Иногда женственность дурнушки разбивалась в пух и прах об её грубоватые повадки, доставшиеся от братца, и в такие участившиеся за последнее время моменты помогала только нежность.

Этими знаниями младший Учиха понабрался у братца. А произошло это в один осенний день, когда за окном бушевал дождь, а у Сакуры критические дни достигли своего пика. Харуно пребывала в отвратительном расположении духа, норовя чего-нибудь да испортить: разбить кружку, например, или сорваться на кого-нибудь, кто подвернётся под горячую руку. Тогда-то Итачи, хитрый ленивый кот, усадил её на диван и принялся напевать себе под нос какую-то нежную песню.

Видишь, небо сегодня в огне —

Это зарево, пламя небес.

Снова песня припомнилась мне,

Что нам пел под окном кипарис.

Отзвенят эти ясные дни

И покроют нас всех пеленой.

Я пою эту песню тебе,

Я пою эту песню с тобой.

Как цветы мои сохнут, так сохнет июль,

Так становится серым мой день.

У меня есть пятнадцать причин, чтобы выйти в окно,

Но, пожалуй, я выберу дверь.*

И вуаля! Сакура скоро заснула, убаюканная мелодичным голосом. Благо, медведь на ухо Саске также не наступал, а потому ему не сложно было перенять этот «фокус» у Итачи. Причём чаще всего он напевал девушке именно вышеупомянутую песню, ибо хорошо запомнил её, сидя в кресле в той же комнате и слушая мерное пение Итачи.

Сакура спала на его груди уже давно. Вода успела остыть, и Саске забеспокоился, что девушка может простыть. Он рассчитывал аккуратно, не разбудив Харуно, вытащить её из ванны и донести до своей спальни. Путь пролегал через весь длинный коридор. Однако у дурнушки последнее время был нарушен сон, и кроткое движение пробудило её.

— Сколько времени? — сонным голоском спросила Сакура, потягиваясь.

— Много уже, — отозвался Саске, поцеловав ту в макушку. — Пойдём, переберёмся в спальню.

— А Итачи ещё не пришёл?

— Нет. Он только завтра вернётся домой.

— Вот оно как, — огорчённо проронила Сакура и приняла руку помощи Саске, выбираясь из ванны.

— А что?

— Извиниться хотела. Ну… за сегодняшнее.

— Я так и понял, — не нуждаясь в объяснениях, кивнул младший Учиха.

— Я себя очень странно повела… как истеричка глупая! Вы ведь заботитесь обо мне, а я так с вами обхожусь… — брюнет накинул на плечи Харуно полотенце и снова поцеловал её в макушку. — И ты меня прости, Саске. Я и тебе тоже гадостей наговорила.

— Всякое бывает, — пожал плечами Учиха, не держа обиды на свою дурнушку.

Сакура приподнялась на носочки и прильнула к губам брюнета, одарив его недолгим нежным поцелуем. Её рука легка сначала на крепкий торс, затем скользнула по мужскому бедру, а следом спустилась ещё ниже…

Учиха усмехнулся:

— И за какие такие заслуги?

— За твое героическое терпение, — отозвалась Харуно, снова прильнув к мягким губам Саске, но на этот раз углубляя поцелуй и водя рукой по его мужскому естеству.