Тарантул
Шрифт:
Расставание с любителем кефира было без печали, и я, выбравшись за ворота каталажки, обнаружил, что мою персону встречают, как контр-принца на Багамских островах.
Почетный автомобильный кортеж из импортных колымаг в серенькой притюремной местности видение не для слабонервных. Горожане пугливо переходили на противоположную сторону улицы и ускоряли шаг. Бритоголовые личности у лакированных бортов как-то не располагали к душевной щедрости и улыбкам. Господин Соловьев отмахнул мне - добро пожаловать в мир
Я плюхнулся на сидение новенького БМВ, обтянутое красной кожей, и перед моим болезненным взором поплыли улочки родного городка.
Ветрово жил по своим земным законам - в витринах продолжали танцевать елочки, украшенные товарным ассортиментом, люди скандалили на автобусных остановках, кричали дети...
Кажется, ничего не изменилось, Новый год ухнул в расщелину прошлого, затянув в свою смертельную воронку несколько тысяч человеческих жизней.
Господин Соловьев, сидящий на переднем сидении, кажется, решил дать обет молчания и молчал, как дикарь на пальме необитаемого острова. Я тоже не был расположен к разговору по текущим проблемам. Первым не выдержал мой приятель, обернулся:
– Ну, что, блядь, вляпался по самые уши?
– Вляпался, - не спорил я.
– А мы вытаскивай!
– Разве не мать моя?
– Мать-мать, твою мать! Ей наврали с три короба, что сыночка повязали в кинотеатре после утренника, - скрипел зубами от злости.
– Все вместе тащили. Откупили за десять "лимонов".
– Мало, - понял я.
– Но отработаю, товарищи.
– А вот этого не надо, - вскричал Соловей.
– Хватит, Чеченец. Я тебя просил - не делать резких движений. А ты?
– А что я?
– И он ещё спрашивает, морда хамская?
– и принялся крыть меня последними словами, напомнив события последних дней.
– Ничего не знаю, - отвечал я твердо.
– Лаптева огорчили без моего участия.
С моим спутником случилась истерика: он так хохотал, что едва не вывалился из лимузина.
А моя "Нива", сгоревшая дотла, на месте преступления, вопрошал он, а СВД, прикупленная мною по случаю у "завхоза" Натана, блин, Соломко?.. Машину с винтовкой украли, валял я дурака. Почему должен отвечать за чужие действия?
– Чеченец, - наконец признался Соловьев.
– Ты меня достал своими инициативами. Застрелись, и всем будет хорошо. Даже тебе.
– Неплохая идея, - согласился.
– Только, боюсь, промахнуться.
Посмеялись и перешли на обсуждение новой ситуации, которая возникла после новогодних развеселых праздников.
В настоящее время "слободские" находятся в паническом состоянии: МПСовско-ментовская бригада, являющаяся их как бы "крышей", уничтожена неизвестным отрядом народных мстителей. Пользуясь случаем, предложил Соловушка, можно взять бизнес "слободских" под контроль.
– Не о том думаем,
– Нужно выяснить, кто замочил МПСовскую команду? И зачем? А вдруг мы следующие?
– Мы на своей территории, и наш бронепоезд стоит на запасном пути, проговорил господин Соловьев.
– Хотя все верно: хочешь мира, готовься к войне.
– Кажется, там один остался, можно его...
– Не, помер, - отмахнулся приятель.
– Надо с "ворами" поботать.
– Не помогут, - сказал я.
– Видел картинку: там работали беспредельщики и профессионалы.
– Только пугать не надо, - возмутился Соловей.
– И у них есть Ф.И.О. и биография.
– Тогда какие проблемы: мы найдем их, они найдут нас. И - бах-бах! Думаю, все будут довольны!..
– Иди ты, Чеченец, знаешь куда?..
Я знал - домой, куда мы со всем бандитским апломбом скоро и подкатили. Праздник ещё гулял по панельной коммунальной коробке, но во дворе на свалке уже умирали елки, сугробы были загажены канифольной по цвету мочой декоративных собак, а люди втягивались в обыденную лямку бесконечных дел.
В квартире сохранился запах прошлого - от мандарин и промасленной бумаги, кинутых в кухонное ведро. Я поставил чайник на пламя, нашел банку со смородиновым вареньем - больше ничего не надо в этой жизни: сидеть в теплой кухоньке и гонять чаи с полезным для здоровья продуктом.
Потом накрутил диск телефона - мама была на операции, и я попросил передать, что с её сыном все тип-топ, то бишь в порядке.
– Ой, а я вас знаю, Алеша - услышал молоденький голос.
– То есть наслышана... Я - Виолетта, я с вашей мамой...
– Представляю, что родная обо мне?
– Нет-нет, она все только хорошее...
– Вы ей не верьте, Летта... Я могу укусить.
Ох, мама-мама... Зачем меня родила? Мы все рождаемся рабами. Потому, что появляемся в стране, поверженной на колени псевдопросветительскими, утопическими выкладками.
Мы рождаемся в стране чудовищных догм, бесконечных экспериментов над здравым смыслом, скоморошьей лжи, поточного обмана.
Мы рождаемся в полувоенной казарме под упреждающий лязг гусениц, под истерические вопли здравниц и проклятий мордатым вождям, заплывшим от самодовольства и жира.
Мы рождаемся, чтобы давиться холопской фуражной пищей. Мы рождаемся, чтоб умереть, потому, что рождаемся в стране, где все годы - годы активного солнца. И поэтому жить без панамы не рекомендуется.
Пропахший смородиновым вареньем, я забылся в болезненно-потном забытье и привиделся мне странный сон: будто лежу в склепе, и даже не в склепе, а в гробу и чувствую омерзительный запах тления. Потом понимаю - рядом труп. От этого осмысления меня передергивает и вдруг... труп оживает и говорит знакомым голосом: