ТАСС не уполномочен заявить…
Шрифт:
— А я такого не помню, — сказала Лариса, отводя глаза, — я спала.
— Значит, во сне и обнимала. Я тебя не обманываю. Ну, и соня мне досталась в жены! А я всю ночь на кухню бегал, — признался мужчина виновато, — есть так хотелось, ополовинил припасы…
— А я просыпаюсь и думаю, что ж это в комнате так светло. А это лицо твое так сияет, так сияет…
— Как начищенная медная пуговица? — подсказал мужчина.
— Как новый медный таз, — усмехнулась она.
— Значит, есть от чего сиять. Я так счастлив, что ты досталась именно
Он поцеловал ее руку выше локтя.
— А ты тоже вся светишься. Правда, правда, у тебя сейчас всё на лице написано.
Лариса прикрыла глаза, ощущая прилив нежности и пребывая внутри пространства, крепко держащего ее с Аристархом обруча. Причем, обруч этот сдавливал всё теснее, и ей от этого становилось трудно дышать. И женщина понимала, что она уже ничего не понимает, сравнивая свои вчерашние ощущения с сегодняшними.
«Пожалуй, самое время перейти к медовой тематике, — мелькнула мысль у Аристарха. — Ты ей просто не давай опомниться».
Зная семейные предания о том, что у его бабушки Гражины с дедом, и у матери с отцом были свои истории, связанные с медом, он вдруг, как продолжатель династии Рачинских осознал, что и ему нужно будет сочинить сейчас свою. Весьма правдоподобную и приближенную к реалиям сегодняшнего времени.
Аристарх протянул руку под кровать, и, как фокусник, извлек оттуда фигурную баночку со сладким и ароматным содержимым, из которого торчала чайная ложка.
— Откуда это? — удивилась Лариса.
Аристарх сел на тахте перед женой и сознательно выдержал интригующую ее паузу.
— Мужчины из рода Рачинских утром, после первой брачной ночи, всегда кормили своих любимых жен медом, чтобы… чтобы они оставались для них всегда такими же сладкими и желанными, как в первую ночь…
(«Хорошо придумал, Аристарх. Молодец!»)
— Как интересно и трогательно, — вздохнула Лариса.
— Так что открывай ротик, моя женушка, — и он зачерпнул маленькой ложечкой пахучий пчелиный продукт.
— А ты?
— И я обязательно, — только попробую этот нектар иначе, — и он поцеловал ее в губы, перепачканные медом, — так вкуснее.
Мужчина зачерпнул еще с верхом ложку и сознательно, (но, вроде, случайно) задержал ее на уровне женской груди, пока туда не упала сладкая капля. Затем донес ложку до ее рта, а сам стал целовать то место, куда «нечаянно» попал пчелиный нектар.
— Ой, как сладко и сразу пить хочется, — проговорила Лариса, не подозревая даже, что слово в слово повторила фразу, сказанную матерью Аристарха на брачном ложе под раскидистой яблоней белого налива много лет тому назад.
— Сейчас водички, — Аристарх подскочил, налил в бокал минералки.
Пока жена пила, он достал из-под матраца ее свадебную туфельку.
— Ой! — изумилась Лариса. — Да ты, прям, колдун-ведун какой-то. То мед
— Да ни какой я не колдун, — усмехнулся мужчина. — Просто банку я задвинул немного, чтобы ногой нечаянно ночью не зацепить, а туфельку твою… Может, сама угадаешь?
— Ну, наверное, это что-то, связанное с тем, чтобы муж не стал подкаблучником? — предположила она.
Аристарх засмеялся.
— Вообще-то, очень оригинальная трактовка. Мне никогда бы такое в голову не пришло. Просто у поляков есть такой обычай: в первую ночь жениху и невесте класть под матрас женскую туфлю или кнут.
— Кнут? — изумилась Лариса. — Это, чтоб жена мужа боялась? Уж лучше бы пряник…
— Нет, не для того, чтобы боялась. Ну, как ты не понимаешь: кнут — мужского рода, а туфля — женского?
— Ну, и что из этого?
— Иногда вместо кнута кладут шляпу.
— Шляпа — тоже женского рода, — она недоуменно повела плечиком.
— Я ж не сказал — шляпку. Имеется в виду мужская шляпа…
— Ты меня совсем запутал…
— Но у меня не было ни шляпы, ни кнута, поэтому я и выбрал твою туфельку. — Ты подумай, Ларушка. Неужели такая трудная загадка?
— Кнут — мужского рода, туфля — женского рода… Женского, мужского, — повторяла Лариса.
Наконец, испуганная догадка мелькнула на ее лице.
— Ой, — схватилась она за голову, — ой, — какая же я шляпа. Что ж я расселась, как росомаха!
У нее чуть не слетело с языка: «Меня же мама предупреждала». И она, соскочив, быстро натянула на себя халат и со словами «я пропала» понеслась в ванную.
Аристарх счастливо вздохнул, воздев голову к потолку. Сейчас у него тоже было желание подскочить и прошибить своей головой потолок. Только от радости, а не от отчаянья, как вчера вечером.
«Не было бы у тебя других печалей, моя женушка, как „пропадать“ за любящим мужем, — подумал он.
Лариса вскочила в ванную, посмотрела на себя в зеркало, отмечая, что косметика хорошо сохранилась, но тушь чуть осыпалась и вызывала раздражение в глазах. И почему-то захотелось смыть намученные за сутки краской глазки. И еще, становясь под душ, женщина подумала о том, что Арису, пожалуй, нет никакого дела до ее косметики, потому что, если он ее любит, то ему должно быть всё равно — накрашены у нее глаза или нет. И она смело подставила свое лицо под струю воды.
Когда Лариса выпорхнула в розовом махровом халатике из ванной, то явственно почувствовала запах кофе и какое-то шевеление на кухне. Она юркнула в постель в ожидании завтрака.
Вскоре возник и Аристарх — весь в голубой махре и с подносом в руках.
— Моя королева, наверное, проголодалась, — сказал он, ставя поднос на стол с дымящимся кофе и бутербродами с красной икрой.
— Немножко…
— Какое у нас умытое юное личико, просто прелесть, — сказал он, целуя ее во влажноватые волосы у виска и протягивая чашку с бодрящим напитком.