Тавриз туманный

Ордубади Мамед Саид

Открыв заседание, я первым поставил на обсуждение вопрос об оружии.

Сообщив о просьбе американской миссии дать им надежных людей для организованного в селении Паян филиала благотворительного общества, я предложил выделить для этого Тутунчи-оглы и Гасан-агу и, пользуясь случаем, переправить оружие и разместить его в здании американской миссии в селении Паян.

Предложение мое, разрешавшее давно наболевший вопрос, было встречено с большим удовлетворением, почти с восторгом.

Это был первый результат моего знакомства с американкой.

Вторым обсуждали письмо из

Хоя. В письме сообщалось:

"Вокруг русского консульства в Хое появилось много новых лиц. Курдские помещики Саид-бек, Шейх-Барзан и Исмаил-ага, Семитков усиленно посещают квартиру русского консула Черткова.

По предложению консула, известный русофил Гаджи-Гасан-ага назначен купеческим старостой.

В стороне от крепости, в квартале, расположенном напротив известного Даг-Баги, состоялась торжественная закладка фундамента нового здания русского консульства. Представители купечества города Хоя отправились с поздравлениями к консулу, но, ввиду легкого его нездоровья, были приняты секретарем.

В городе осталось очень мало революционеров. Все разъехались в разные стороны. А оставшиеся не смеют показываться. Сторонники Амир-Тумана составили списки революционеров и передали русскому консулу.

После всего этого считаем нужным сообщить, - писали в письме, - что необходимо позаботиться о вывозе из Хоя оружия. По этому поводу ведутся серьезные переговоры. Макинский сардар Икбалуссалтане обратился к правителю Хоя с требованием возвратить находящееся в Хое оружие макинскому ханству. По его уверениям, оружие это было в свое время отобрано у макинского отряда. Положение критическое. Численность русских солдат в городе растет. Много офицеров и разных русских чиновников.

Сирус".

Письмо хойских революционеров, написанное Мешади-Таги (Сирусом звали его в подполье), также со всей остротой ставило вопрос об оружии.

– В Хое значительное количество оружия, - сообщил я.
– Я видел его сам, и отдать его в руки царского консула или макинского хана совершенно недопустимо.

Мы решили послать Абулькасима-хана в Хой, чтобы на месте выяснить и разрешить вопрос о вывозе оружия.

Абулькасим-хан выразил на это согласие. В деревне Готчи, расположенной между Хоем и Салмасом, у него было обширное родство и знакомство, и он мог сдать там оружие на хранение надежным людям.

Покончив и с этим, перешли к последнему вопросу.

– Товарищи!
– начал мучтеид Мирза-Махмуд, в тоне которого звучали нотки бодрости и уверенности.
– Я виделся с Иджлалульмульком. Он принял вашего покорного слугу с большим уважением и почетом. Ваш покорный слуга заявил его сиятельству, что явился засвидетельствовать ему свое почтение. Во время разговора я коснулся положения Тавриза и заметил, что в городе нет порядка и дисциплины, что незмие слаба, и позволил себе сказать несколько слов о необходимости усиления этого ведомства. Иджлалульмульк изволил согласиться с этим мнением, и я осторожно заметил, что наиболее подходящим кандидатом на пост начальника незмие является Амир-Хашемет.

– Если Амир Хашемет согласится принять на себя эту должность, я буду рад, - ответил Иджлалульмульк. После этого я обещал

уговорить Амир Хашемета принять на себя эту обязанность и затем послать его к Иджлалульмульку. На этом мы разошлись. Завтра к часу дня нашему другу Амир Хашемету надлежит отправиться к Иджлалульмульку.

Мы все были очень довольны сообщением мучтеида и тут же дали Амир Хашемету необходимые указания. Мы выработали условия, которые он должен был поставить Иджлалульмульку.

Наше основное условие касалось изменения состава незмие, в которую мы хотели провести испытанных при обороне Тавриза добровольцев.

Спустя несколько дней после этого, идя вечером к Нине, я думал о вероятности оккупации царскими войсками в скором времени всего Иранского Азербайджана. За последние дни из консульства не поступало никаких серьезных сведений, но меня радовало и обнадеживало назначение Нины помощницей заведующего столом шифра.

При входе в дом Нины я столкнулся с выходившим оттуда сыном Тахмины-ханум Гасан-агой. Он рассказал, что привез из Паяна свежие фрукты и снова отправляется обратно.

– Как дела?
– спросил я.
– Довольны ли вами американцы?

– О, очень! Их начальство (он имел в виду мисс Ганну) приказало без нашего ведома ничего не предпринимать.

– А место хранения оружия надежно?

– Да пролежи оно там хоть тысячу лет, никто не отыщет! Место это известно лишь мне и Тутунчи-оглы. Помимо всего, место - сухое и чистое.

Я поблагодарил Гасан-агу и просил передать мой привет Тутунчи-оглы, еще раз поручив не говорить ни слова ни жене, ни матери и сестрам о моем знакомстве с мисс Ганной.

– В этом отношении можете быть спокойны, - улыбнулся он.
– Революция сделала меня достаточно опытным и осторожным.
– И, простившись со мной, он удалился.

Поднявшись на балкон, я застал Тахмину-ханум за игрой с Меджидом. Нина накрывала на стол.

Сегодня Меджид впервые заговорил со мной по-русски.

– Мы два часа ждем тебя, почему ты каждый раз приходишь так поздно?

Нина засмеялась и, бросив накрывать, обняла и расцеловала Меджида.

После обеда Тахмина-ханум увела Меджида спать, а Нина по обыкновению ушла в спальню переодеться. Я занялся просмотром лежавших на столе русских газет. Мне попался номер "Нового времени" с большой статьей, посвященной Иранскому Азербайджану.

Статья была написана в цинично неприкрытом великодержавном тоне. В каждой строчке "культурные европейцы" противопоставлялись "невежественным дикарям".

Нина вышла вся окутанная в волны белого шелка и опустилась на диван.

– Ты очень озабочен, - сказала она, беря мою руку.
– Ты выглядишь, как неопытный юноша, только что вступивший в жизнь. В твоих глазах следы растерянности и безнадежности.

– Правда, - с усилием улыбнулся я.
– И это не без причины, Нина. Нас была большая армия, и мы противостояли целому правительству, теперь же нас осталась маленькая горсточка. Мы не можем справиться с создавшимся положением, а вожди революции не думают об этом, не могут понять этого.
– И я рассказал Нине о письме Саттар-хану и его ответе.