Тавриз туманный
Шрифт:
* * *
Сегодня я никуда не выходил, так как ожидал визита Сардар-Рашида. Надо было подготовиться к его приему. Все это я поручил Мешади-Кязим-аге. При помоши Тутунчи-оглы и Гасан-аги, он закупил и приготовил необходимое.
В пять часов вечера Мешади-Кязим-ага пришел ко мне сообщить, что все готово.
– Ну, а в каком состоянии ваши торговые операции с американскими фирмами?
– спросил я.
– Я закупил у них все имеющиеся на складах товары, уплатив двадцать пять процентов наличными, а остальные семьдесят пять с рассрочкой платежа на одиннадцать месяцев
– Завтра же с утра постарайтесь заглянуть в австрийские и немецкие торговые предприятия. Война начинается, и больше не будет завоза австрийских и немецких товаров.
Мешади-Кязим-ага, не задумываясь над тем, что Иран будет затоптан, что страна обратится в арену битвы завоевателей и что это принесет неисчислимые бедствия крестьянству, с нетерпением ожидал войны. И он, подобно другим коммерсантам, приветствовал войну, исходя из своих личных интересов.
– Посмотрим, что принесет революция?
– говорил он на каждом шагу, потирая руки
И когда я неизменно отвечал:
– Революция принесла вам миллионы, вы же должны оказать революции всемерную помощь!
Он всегда говорил:
– Моя жизнь и мое достояние принадлежат революций. Прикажет умри умру; прикажет живи - буду жить.
В семь часов у наших ворот остановились два фаэтона. Прибыли Сардар-Рашид и его телохранители. Сардар Рашид был принят в комнате, где находился я, его же телохранители в соседней комнате.
После поклонов и приветствий ему был подан кальян. Он высказал желание переговорить со мной с глазу на глаз.
– Несчастье, обрушившееся на нас, очень велико, - начал он печально. Я не могу придумать никакого объяснения внезапному отъезду ханум. Ни разу до сих пор ханум не высказывала ни малейшего недовольства своей жизнью. Если она и говорила вам что-либо по этому поводу, я об этом не знаю.
– Мне она ничего не говорила! Господину сардару великолепно известно, что наши отношения с Ираидой-ханум были натянутыми. В последнее время мы не встречались.
– Не может ли Нина-ханум сообщить что-либо по этому поводу?
– Я не встречаюсь и с Ниной Вам известно, что Махмуд-хан препятствует нашей жизни и старается жениться на ней, я же не горюю об этом. Если она хочет, пусть выходит за него, я ничего не имею против. Да и что я могу сделать?
Ответ мой развязал язык Сардар-Рашида.
– Сударь, клянусь вашей головой, если Нина-ханум выйдет за Махмуд-хана, это будет вашим счастьем. По правде говоря, эта нация не может отнестись к нам сердечно. Сама жизнь доказала это. Они и мусульманство принимают только для видимости и символ веры они произносили только напоказ. Я Ираиде-ханум разъяснил все вопросы нашей религии и специально для этого пригласил в дом ученую особу. Ираида совершала намаз, она знала и сифати-сельбия, и сифати-сибутийя, и исулидин, и фруиддин*, да что утомлять ваше внимание, словом, знала все. Однако я знал, что она не сумеет стать настоящей мусульманкой, ибо она не могла, как следует, произнести слова символа веры "эшедю энла илахэ-иллэллах". У нее при этом язык заплетался.
______________ * Заповеди, молитвы и т.
Я с трудом сдержал смех.
– О да!
– подхватил я.
– В этих словах заключено все. Почему-то и у Нины при их произношении заплетается язык, и она не может выговорить эти слова так, как мы
– Правильно, правильно!
– протянув мне руку, сказал Сардар-Рашид.
– Так оно и есть, и она приняла мусульманство не от чистого сердца. Такова была и ее сестра. Сударь, знайте, что шутить с религией ислама нельзя. Того, кто изменит ей, постигнет кара господня! По словам господина консула, Ираида перед уходом написала несколько неподобающих слов, и письмо это находится у вашей милости. Как бы то ни было, подобные письма могут запятнать честь и достоинство нашей фамилии.
– Оснований к беспокойству нет. Я сам отобрал письмо у Нины и сжег. Содержание письма известно лишь мне, Нине и господину консулу.
– Хвала вашему роду, вашей чести, вашему благородству, - сказал он, посветлев.
– Я не сомневался в вас. И поэтому с того дня, как возник вопрос о Махмуд-хане, я пришел к другой мысли: если б ваша милость согласилась, вы вступили бы в нашу семью. Полагаю, что Махру-хануы ни в чем не уступит Нине; это красивая и порядочная женщина.
– Без сомнения! Об этом не может быть и речи. Но мы собирались иначе разрешить вопрос о Махру-ханум. В нее влюблен мой брат. Мне думается, что Махру-ханум не будет возражать против этого.
Сардар-Рашид призадумался. Видно было, что он не совсем доволен моими словами.
– И это своего рода счастье, - сказал он, деланно рассмеявшись.
– Это опять-таки близость с вашей милостью. Если Махру согласится, какие могут быть возражения. Но я очень просил бы вас, чтобы никто не узнал об этом злосчастном письме. Иначе наша честь будет запятнана.
– Будьте спокойны! Даю слово!
В это время вошел Тутунчи-оглы. Я еще раз представил его Сардар-Рашиду.
– Мой брат! Это честный, порядочный и деловой молодой человек.
– Это-то нам и нужно!
– сказал Сардар-Рашид.
Слова эти были как бы согласием сардара на брак Махру.
Разговор был окончен. Вместе с Сардар-Рашидом мы пошли к столу. Во время ужина Сардар-Рашид окончательно сдался в вопросе Махру. Он весьма сердечно беседовал с Тутунчи-оглы.
– Чем занимается господин?
– обратился он ко мне.
– Имущество наше нераздельно, и он занят коммерцией.
Эти слова еще раз подкрепили согласие сардара. Мое обещание Махру вырвать ее из рук Сардара-Рашида было близко к осуществлению.
В половине первого ночи, распрощавшись, сардар уехал.
* * *
Я был болен. Сидя у моей кровати, Гасан-ага рассказывал о порученном ему деле.
По его рассказу, в последующем дополненному мисс Ганной, авантюра, сплетенная вокруг нее, закончилась следующим образом.
Мисс Ганна, вернувшись с работы в половине четвертого, по обыкновению ждала Шумшад-ханум. Шумшад-ханум явилась к пяти часам, и они пообедали вдвоем.
– Отправимся сейчас или прежде отдохнем?
– спросила ее мисс Ганна после того, как со стола было убрано.