Тайгастрой
Шрифт:
Поэтому руководители стройки решили сосредоточить основные силы на участке экспериментальной печи.
Когда график скоростной стройки был разработан, проверен и утвержден, Федор Федорович отправился в партийный комитет.
— Нужна ваша помощь, товарищ Журба, — сказал он, оглядывая кабинет.
Журба усадил Бунчужного на диван, сам сел рядом.
— Надо, чтобы инженеры стали во главе движения ударников, помогли рабочим своей инженерской мыслью, повели за собой не только передовых рабочих, отлично выполняющих нормы, но и остальную
Слушая Бунчужного, Журба вспомнил первую свою встречу с профессором в Москве, опасения добрейшей Марьи Тимофеевны за здоровье благоверного и подумал, что пребывание Федора Федоровича на площадке чудесно сказалось на его облике. Сибирский воздух, другой режим работы и отдыха согнали с лица комнатную бледность, на огрубевшей от ветров коже, опаленной солнцем, появился румянец.
Решили объявить по строительству вахту в честь Первого мая, воздвигнуть в центре площадки звезду победы и доску почета, выдавать победителям грамоты с денежной премией.
С этим решением они пришли к Гребенникову.
Начальник строительства одобрил мероприятия, и Журба созвал к себе агитаторов.
Началась борьба за пуск экспериментальной домны и вспомогательного хозяйства цеха.
— Ну, как вы, товарищи? — спросила на следующий день Женя Столярова бригаду, работавшую на земляной выемке в доменном цехе.
— Ты о победной звезде? — в свою очередь спросила Женю рыженькая девушка.
— О почетной первомайской вахте и звезде победы.
Ванюшков вбил лопату в землю и подошел к Жене.
— Читали листовку, товарищ Столярова. И в бараке с нами говорили. Решила бригада включиться в соревнование. С завтрашнего дня просим организовать участок.
Это были воронежцы, орловцы, туляки, приехавшие на строительство вслед за инженерами. Их недавно поставили на котлован.
— У вас в бригаде люди, как на подбор! Уверена, что завоюете первенство.
— Мы постараемся, — ответила рыженькая Фрося. Только чтобы и про танцы не забывали. А то натомятся наши хлопцы и танцуют, как слоны!
Все рассмеялись.
Невдалеке от бригады Ванюшкова перед щитом стоял Журба и рассматривал стенную газету, еще блестевшую мокрыми красками.
Внимание его привлекла небольшая корреспонденция, подписанная «Жало» и иллюстрированная немудреной, но смешной карикатурой. «Симулянт Сироченко из третьей бригады землекопов систематически занимается пьянкой, имеет связь с поликлиникой, вследствие чего пьет по три дня, а после пьянки является к администрации и предъявляет больничный листок, в котором указывается болезнь малярия...»
Журба усмехнулся.
Третья бригада работала на соседнем участке, и он пошел туда мимо строившейся второй доменной печи. Здесь он увидел Женю. Она также заметила его.
Первое движение — скрыться, но гордость пересилила, Женя осталась на месте.
— Здравствуй,
— Ничего. Работаем.
— Газетку неплохую выпустили. Про Сироченко читал. Забавная заметка... Только неграмотная: «имеет связь с поликлиникой», ха-ха-ха!.. Решил познакомиться с симулянтом. Ты его знаешь?
— А как ты думаешь?
— Думаю, что знаешь.
— Так чего спрашиваешь?
— Я понимаю тебя, Женя, но... и ты должна понять...
— Оставь меня.
— Ладно, я пошел.
— Иди.
И когда он пошел, она громко бросила вслед:
— А разгадка-то самая обыкновенная... Ничего особенного. Мордочка, как у всех...
Он вернулся.
— Женя, это не в твоем стиле. Ты серьезная девушка. Зачем так, по-обывательски?
— А что? Разве неправда? Я ошиблась. Прости. Конечно, она лучше. У нее нет рваной щеки, как будто я виновата... И она инженер... А я — девчонка...
Слезы вот-вот могли прихлынуть к глазам, веки отяжелели, и Женя резко отвернулась. Он взял ее за руку.
— У нас с тобой, Женя, есть чем дорожить. Я никогда не забуду наших дней. Два года работали вместе, были, как брат с сестрой. Ты мне, может быть, самый близкий человек на площадке. Помню — и как ехали, и как жили в бараке, и как ты приходила поздним вечером одна в тайгу. Все помню. И ничто не изгладит этих воспоминаний. Но у нас не получилось того, что могло получиться. Не знаю почему. Разве тебя нельзя любить? Разве ты не можешь принести счастья? Но у нас не вышло. И никто в этом не повинен... У нас с тобой разлучницы нет и не было. Не соединила нас с тобой жизнь. И давай останемся друзьями. Твой уголок в моей душе никто не займет. И против Нади ты ничего не должна иметь. Она ничего не знает. И пусть ничего не узнает. И нам незачем ее печалить.
— Все? — спросила Женя.
— Сердишься?
— Нет. Я счастлива. Я рада... Я готова вспорхнуть вон под то облачко и запеть, как жаворонок...
— Не думай ни о чем дурном. У меня к тебе все самое хорошее.
— До свидания. Привет твоей красавице! — и Женя побежала к бригаде Ванюшкова.
— Что у вас тут произошло ночью? — спросил Журба бригадира Белкина, рассудительного, средних лет человека, придя на его участок.
Белкин молчал.
— Какая-то, извините, контра закопала тачки и обвалила края котлована...
— Чорт знает что творится. Кого подозреваешь?
Белкин думал, думал и, наконец, ответил:
— Никого не подозреваю, в моей бригаде, кажись, нет таких. Из чужих, должно.
— Надо глядеть в оба, зорко поглядывать. На площадке люди разные. А теперь скажи, кто это у вас Сироченко?
— Да вон.
Журба увидел молодого рабочего с простодушным лицом, неряшливо одетого; порты едва держались на бедрах, худых, как у подростка. Работал с прохладцей: копнет и постоит; когда заметил, что следят за ним, поднажал; и лопатка у него была неказистая, с короткой ручкой.