Тайгастрой
Шрифт:
— Это понятно! — ответил Ванюшков.
— Мы уже говорили с секретарем комсомольской организации товарищем Столяровой.
— Что вам надо для работы?
— Включаемся, товарищ инженер, с завтрашнего дня. Только я еще со своей бригадой потолковать должен.
— Если дружно возьметесь, победите!
— Постараемся, товарищ инженер. Нам и секретарь комсомольской организации говорила.
Ванюшков приложил руку к козырьку.
— Ну, так как, товарищи? — обратился Ванюшков к бригаде, когда Надя ушла. —
Говорил он с бригадой, но смотрел на Фросю: с первого дня, как собрались на станции и потом, в дороге, только на нее одну смотрел; тянула к себе и задорным нравом, и еще чем-то, чего понять не мог. Да и она чаще на него смотрела, чем на других.
— Взяться можно, только надо, чтобы каждый работал одинаково и не кивал на другого, — сказал Гуреев, тихий, задумчивый комсомолец, хороший гармонист, более похожий на девушку, чем на парня.
— И давайте покажем, что мы хоть и новенькие, а лучше старых! — заявил Шутихин. — И в Воронеж напишем в газету!
— В Воронеж, в Тулу, в Орел и в Курск!
Каждого подмывало показать, что если он по-настоящему захочет, то может сделать вдвое-втрое больше, что трудиться никому из них не в тягость, что без труда и жизнь для них — не жизнь.
— На этом поставим точку, так? — спросил бригадир.
— Запятую!.. — сказала Фрося и первая поднялась. За ней поднялись другие, хотя гудка еще не давали.
Хорошо и дружно работала бригада до смены, словно приноравливаясь к завтрашнему дню, когда придется перед другими показать, на что бригада способна.
Возле низкой телеги, груженной землей, стояла Женя Столярова и разговаривала с коновозчиком. Надя уже несколько дней искала случая поговорить с Женей, но та почему-то не давалась.
— Товарищ Столярова, я к вам! — окликнула Надя Женю, подходя. — Здравствуйте! Давайте познакомимся. Я вас заметила еще в первый день, на собрании. Вы тогда выступали. А вот повстречаться не удалось.
— Здравствуйте, — сухо ответила Женя.
— Вы не очень заняты?
— Занята.
— Мне хотелось поговорить с вами. Соревнование началось, а мы не совсем подготовились.
Надя рассматривала Женю тем женским взглядом, который замечает буквально все, до мелочей, и ничего не прощает. «Недурненькая... только уродливый шрам на щеке. Сколько ей? Восемнадцать? Девятнадцать?»
Так же внимательно, в упор, изучала Женя Надю.
— Что вы имеете в виду? Почему вам кажется, что мы не подготовились? — спросила Женя, глядя в сторону, словно разговаривала с кем-то другим.
— С людьми не поговорили как следует.
— Вы, может, и не говорили, а я говорила. Комсомольцы и молодежь знают.
— Кроме комсомольцев, есть пожилые
— Есть. И с ними разговор был.
«Я думала, она приветливей...»
— Завтра начнут соревнования молодежные бригады, — продолжала Надя, но Женя не слушала.
— Я сейчас не могу отвлекаться. Я занята... Попозже, — и Женя ушла.
Как легко вздохнулось, когда она оставила позади себя эту украинскую писаную красавицу! Хотя солнце ослепительно сияло, но Жене площадка виделась, словно сквозь закопченное стекло. Тяжело переносила она эти первые дни счастья Николая и ничего не могла поделать с собой.
Утром выдали людям инструмент, выделили заправщика, замерили участок под выемку.
— Подготовились, товарищи? — спросила Надя, расставив людей.
— Подготовились.
Протяжно запел гудок.
Землекопы спустились в котлован.
Через час к ним подошел бригадир Белкин, работавший на соседнем котловане.
— Вы и курить разучитесь! — насмешливо заметил он. — За счет одного этого, — Белкин показал на руки, — не возьмешь! Надо и за счет этого! — он хлопнул себя по лбу.
— И за счет этого придумаем! — отвечал Ванюшков. — Не сразу.
В обеденный перерыв послали Сережку Шутихина в столовую: не хотели тратить время на хождение. И пока Шутихин получал обед, отдыхали, лежа на отвале котлована.
— Как оно, девчата? — обратился Ванюшков. — Вытянем?
— Тянем-потянем, да и вытянем! Как дедка репку! — ответила Фрося.
Она была свежа и, видимо, не чувствовала никакой усталости.
«Вот девушка, — думал Ванюшков, — ее и работа красит, и дело спорится в ее руках. И все она выполняет с радостью. Вот подруга!..»
— Хорошо, ребята, хорошо идет у вас! — поддерживала Надя, прикидывая в уме выработку. — Только не работайте рывками, спокойнее, ровнее нужно. Должны нам на днях дать транспортер, легче будет с выноской земли. Пока котлован не глубок, ничего, а позже трудней будет. Транспортер поможет.
Шутихин принес в плаще хлеб, в ведрах борщ и кашу, каждый вынул свою ложку. Ели, перекидываясь шутками.
— А мы решили тебя в повара переквалифицировать! — сказал Ванюшков Шутихину. — Землекоп из тебя выйдет или не выйдет, бабка надвое сказала, а повара сделаем!
— Повар должен ходить в белом колпаке, а у меня волосы, как лен вычесанный! В колпаке девушки любить не будут! — отшучивался Сережка.
— Кто тебя теперь любит? Волосы! Лен чесаный! Хоть бы черные, а то лен!
Фрося фыркнула, а за ней рассмеялись остальные.
— Захочу, каждая полюбит. Две руки, две ноги — все на месте!
— Все на месте, а голова в отлучке!
Ребята покатились со смеху.
Поев и отдохнув, снова спустились в котлован. Ванюшкову ни на кого не приходилось покрикивать.