Тайгастрой
Шрифт:
Журба объяснил, что до строительства далеко, что, может быть, и строительства здесь не будет, если место окажется неподходящим, что группа должна произвести обследование, познакомиться с местными условиями.
Пияков кивал головой. Через переводчиков он сообщил, что место здесь неподходящее, что условий нет никаких, тайга, болото, река тощая — это не Бия, не Катунь, не Томь, что сюда уже приезжали русские, ходили по пустырю и уехали ни с чем. Колхозу работать трудно, живут люди бедно. Если бы не охота, плохо пришлось бы...
Журба сказал,
Но Пияков стоял на своем. Жили тихо до сих пор, дальше так жить надо. Магазины есть в районном центре, Гаврюхино, а тут сельпо, больше ничего не надо.
Упорство Пиякова стало под конец раздражать Журбу. Он спросил, как пройти к председателю сельсовета. Ему ответили, что председатель сельсовета с утра уехал в район, что вернется вечером. Тогда он попросил перевести Пиякову, что группа тем скорее выполнит задание и уедет из Тубека, чем активнее колхоз поможет ей.
— Пусть председатель выделит хотя бы пять человек рабочих, пару лошадей, телегу. За все будем расплачиваться наличными. День отработал — получай!
Пияков задумался.
— И продукты нам нужны. За наличный расчет. Деньги на стол!
Тыча друг в друга руками, указывая куда-то в окно, то на тайгу, то на степь, русские и шорцы возбужденно доказывали председателю, что надо поддержать товарищей, что найдутся и люди, и лошади, но убедить упрямого человека не могли.
— Продукты отпустим по рыночной цене, — заявил наконец Пияков. — А людей нет. Лошадь одну верховую выделим. За плату. Деньги сразу.
Журба просил передать, что поедет в райком партии и что там он, наверное, найдет поддержку.
Угроза не подействовала.
— Если прикажут в районе, дадим. Против района колхоз не пойдет. Когда поедете?
— Присмотрюсь немного к обстановке и поеду.
На том расстались.
Когда Журба вышел на улицу, его обступили колхозники, начались расспросы, некоторые стали проситься на площадку.
— Пойдут к вам многие. Почему не пойти! — доказывал степенный колхозник, русский, с умным лицом. Это был, как узнал Журба, кузнец Хромых, местный житель, хорошо знавший округу.
— А кузницу свою не покажете? — спросил Журба.
— Почему не показать! Не пороховой погреб!
Прошли в кузницу, находившуюся во дворе колхоза, осмотрели столярную мастерскую.
— Затачивать инструмент сможете?
— Буры?
— А вы знаете?
— Приходилось!
Хромых рассказывал, что одно время работал на Гурьевском заводе, имеет представление о механической обработке металлов, что если бы началось строительство, он охотно пошел бы на площадку, что в колхозе много найдется желающих.
— Ну, а как этот район? В смысле экономическом? — спросил Журба.
— Район богатейший: и уголь под ногами, и руда недалеко. Если не заняты, пойдемте, кое-что
Они прошли через село в избу кузнеца, и там Журба увидел необычайное зрелище: хозяйка, жена кузнеца, открыв ляду, спустилась с ведерком в подполье и, постучав обушком корявого топора по стенкам, набила полное ведерко блестящих кусков угля.
— Собственная шахта! — усмехнулся Хромых.
Журба оторопел.
— Действительно, собственный забой. И это у всех?
— Нет, не у всех. Пласт идет неровно. Эту вот часть села захватил, а ту, где вы живете, обошел. Но все равно, бабы наши да ребятишки с ведерками ходят, уголек подбирают с поверхности, как кизяк на юге Украины!
— Здорово!
— А километрах в тридцати — там еще в войну с германцем вел разведку какой-то знаменитый профессор: задание ему было от сибирских акционеров; только дело не вышло, и акционеры бросились к другому пласту. Так они шарахались, пока ветерок из Питера в семнадцатом не выдул их отсюда... При Колчаке, правда, снова что-то крутили, сверлили, только недолго. Тут такое богатство, что не сосчитать.
Встреча с кузнецом Хромых вызвала у Журбы новые мысли. Он вернулся в колхоз. Пияков стоял на крыльце. Заметив Журбу, председатель глянул на него, как на незнакомого человека, и продолжал стоять с невозмутимым видом.
«Ладно. Поеду в район. Там прояснится», — решил Журба, идя на площадку: она находилась километрах в семи от селения. Солнце высоко стояло над головой, но на открытом месте, близ реки, не чувствовалось той изнуряющей тело духоты, которая томила в селении. Безграничный пустырь раскинулся на десятки километров между Тагайкой и горами, покрытыми до половины лесом. Изумрудная трава, разукрашенная донником, астрагалом и ромашкой, дышала привольем. Пахло медом. Прозрачный воздух дрожал над раскаленными камнями и потрескавшейся оголенной землей, струился, и, когда через него Журба смотрел вдаль, предметы виделись искаженными, как в кривом зеркале.
Группу Журба нашел на берегу Тагайки. Пашка с рейкой перебегал с места на место, а Абаканов, стоя возле теодолита, учил Женю и Яшку Яковкина брать отсчеты. Голубой платочек туго стягивал Женину голову, девушка вспыхнула при приближении Журбы и потом, как ни старалась, не могла скрыть своего смущения.
— Учимся без отрыва от производства! — заявил Абаканов.
— Получается?
— Кое-что получается.
— Давайте осмотрим площадку, — предложил он Абаканову.
— Дел до вечера!
— Все равно, это нужно. Я не могу ехать в райком, не познакомившись с площадкой.
— Хорошо. Оставляю вас, Женечка, в качестве ассистента. Проработайте все сначала. Ясно? И на практике с каждым в отдельности.
— Вот граница съемки, — сказал Абаканов, остановившись с Журбой возле свежевыструганного колышка, на котором химическим карандашом было выведено: «МЗ, угол №4». — Одна линия перед нами, вторая — вон там, третья у подошвы горы, четвертая — у Тагайки. Это наши обоснования.