Тайгастрой
Шрифт:
«Молнии» полетели в филиал Гипромеза, и группа со дня на день ждала специалистов, ждала денег, но Грибов почему-то отмалчивался. Недели три варились в собственном соку. Сколько ни обращались к председателю колхоза, людей он не выделял, а сельсовет пошел дальше: пригрозил налогами тому, кто отважится идти работать на площадку. Не разрешили рубить лес на сооружение барака и конторы, запасы продовольствия и денег стали истощаться, работе грозил срыв.
Тогда Журба нанял лошадь и поскакал в Гаврюхино: оно лежало километрах
Выехал Журба рано утром и часам к одиннадцати прибыл на место. Расспросив, где помещается райком партии, он рысью подъехал к деревянному домику, и, осадив коня, привязал его к коновязи, находившейся в нескольких шагах от крыльца.
«Хоть бы застать...»
Опасения оказались напрасными, секретарь райкома Чотыш был у себя. Узнав, что перед ним заместитель Гребенникова, Чотыш протянул руку и пригласил сесть.
Журба рассказал о положении группы, не сгущая красок, но и не скрывая ненормальностей.
— А где Гребенников?
— В длительной командировке. Он за границей.
— Создается впечатление, — продолжал Журба, — что мы кому-то наступили на мозоль, что мы — самозванцы, никем не признаны, никем не призваны. Нас толкают на самую отъявленную кустарщину.
Пока Журба говорил, лицо Чотыша сохраняло невозмутимое спокойствие.
— Вы наступили не на мозоль, а на горло. И не кому-то, а врагам советской власти. Но, знаете, есть закон марксистской диалектики, закон развития, закон неодолимости нового. Через него не перескочишь. Вы коммунист?
— Коммунист.
— Один в группе?
— Со мной начальник изыскательной партии Абаканов, тоже коммунист.
— Абаканов? Знаю. Он был здесь весной. Мне о вашей группе известно. Я говорил о вас по телефону с крайкомом. Пока, действительно, дело неясно. Можно предполагать, что строительство перенесут в район Томь-Усы. Так я понял из разговора со вторым секретарем, товарищем Арбузовым. Знаете его?
— Нет. Я знаю Черепанова, служил у него в полку.
— Очень хорошо. Так вот, товарищ Арбузов допускает, что строительство будет не здесь. И Грибов считает, что ставить завод здесь нецелесообразно.
— Странно... Грибов так близко к сердцу принял поначалу нашу работу, что непонятно, чем вызвано его к нам охлаждение.
— Не рекомендую нервничать, товарищ Журба. Строительство завода в малонаселенном районе, вдали от городов, от центральной железнодорожной магистрали — дело весьма серьезное. Споры о точках закономерны. Они должны быть. Но, конечно, нельзя позволить, чтобы споры парализовали изыскания. Споры спорами, а работа работой.
— Вот именно! — воскликнул Журба, радуясь, что встретил в таежной глуши человека, с которым можно и поговорить, и посоветоваться.
Неподвижность лица шорцев Журба по неопытности принимал за неподвижность, невозмутимость души. Чотыш опрокинул это неверное представление.
— Чем мы поможем вам?
Он взял листок бумаги и цветной, остро отточенный карандаш. Журба следил за каждым движением секретаря райкома и
— Мы подскажем колхозу, чтобы он выделил вам бригаду на заготовку леса. Это будет сделано. Получим разрешение на рубку. Предоставим в ваше распоряжение лошадей для трелевки. Выделим верховую лошадь в распоряжение начальника строительства. Как вы питаетесь? — спросил Чотыш, записав на листке то, о чем говорил.
Журба рассказал, что продукты на исходе.
— И это подскажем колхозу. Денег нет? Худо. Попросим открыть кредит, пока деньги поступят на имя Абаканова в местный банк. Думаю, что колхоз пойдет навстречу. Походатайствуем, чтобы вам отпустили мяса, муки, картофеля. За сколько времени вы рассчитываете произвести изыскания?
— Работа, вероятно, затянется до зимы.
— Где живет группа?
Журба ответил.
— Не пойдет! Скоро начнутся дожди, затем холода. Надо строить барак-контору.
С каждой минутой настроение у Журбы поднималось. «Хорошее слово порой нужнее реальной помощи».
— Газет, наверно, не видите по неделям?
— Если б по неделям...
— Постараюсь организовать специально для вашей группы несколько экземпляров.
Чотыш постучал толстым карандашом по графину. Из приемной вошла девушка.
— Отберите товарищу Журбе вторые экземпляры наших газет. И скажите товарищу Фелофееву, чтобы зашел ко мне.
— Сейчас?
— Позже. Что еще хотели сказать?
Было, конечно, еще много разных производственных и бытовых мелочей, но Журба не стал о них говорить.
— А вы сами откуда? — спросил Чотыш.
Журба рассказал.
— О, вы уже с биографией! — лицо Чотыша продолжало оставаться невозмутимым.
— Вам нелегко, видно, привыкать к нашим суровым условиям.
Журба ответил, что ему приходилось жить в различных условиях и жаловаться, хныкать он не привык.
— Давно с Украины?
— С двадцатого года.
— Я в гражданскую войну также воевал на Украине, был в Первой Конной. Красивый край! Люди красивые. А товарищ Гребенников тоже с Украины?
— С Украины. Он наш, украинский металлург. Старый член партии.
Получив пачку газет, Журба с легким сердцем покинул райком.
Несмотря на то, что филиал Гипромеза прислал в конце августа двух техников-геодезистов, двух буровых мастеров и одного техника-геолога, некоего Ипполита Аристарховича — скрипучего, неприятного чиновника,— изыскатели успели до холодов выполнить только облегченную съемку местности и сделать план в мелком масштабе. Оставляли желать лучшего геологические изыскания: данные о грунтовых водах, о грунтах, о просадочных породах были приблизительны, хотя площадку во многих местах уже истыкали буровые скважины, изрезали шурфы и канавы. Образцы грунтов исследовались в походной лаборатории, которую Абаканов организовал при конторе.