Тайгастрой
Шрифт:
Журба думал о том, что с Женей его ждет много хорошего, а с Надей? Знал ли он ее? Но человек никогда не поймет, почему к одному влечет, а к другому остаешься равнодушным.
А Женя думала, что встреча с Николаем принесла ей столько неизведанного, так изменила ее, что теперь, вернувшись в Ленинград, она уже не сможет быть прежней Женей.
Она вспомнила ленинградских подруг, как они порой весьма просто решали самые сложные житейские вопросы, с каким легкомыслием подчас относились к тому, что в ее, Жениной, жизни занимало такое большое место, и ей стало
Хотя ей было тяжело, очень тяжело, но своего нынешнего состояния она не променяла бы ни на какое другое. «И если бы я не узнала того, что узнала с Николаем, благодаря Николаю, какой нищей, бедной была бы моя юность».
Окончание вуза — большой праздник в жизни молодежи.
Праздник этот пришел и к Наде Коханец, к ее товарищам.
Оперный театр сиял огнями.
За столом президиума и в первых рядах партера молодые и старые профессора, доценты, ассистенты. В президиуме, в первых рядах партера и дальше — в ложах, на балконе, в ярусах, в проходах, в фойе — ребята из металлургического, горного, транспортного, химико-технологического, строительного. На сцене и через зал — плакаты, лозунги, знамена. Возле ложи строителей переходящее знамя вузов Днепропетровска. В фойе выставка лучших работ.
Борис Волощук, парторг факультета, по поручению горкома партии открывает торжественное заседание.
Восемь часов вечера. Звенит звонок. Кажется, что на стол высыпаются бубенчики. Катятся бубенчики в зал, в коридоры, в фойе. Оркестр, вздыхая, умолкает.
— Товарищи!
В рядах, на балконе, в проходах между рядами кресел — скрип, кашель, последние наспех сказанные слова.
— Кто открывает?
— Кто это?
— Наш!
— Металлург!
— Борис Волощук!
— Наши взяли!
И тишина, густая, почти физически ощутимая. Зал дышит. Из зала течет на сцену тепло.
Немного волнуясь, Волощук произносит свою короткую речь.
Зал смыкает ладони, бьет организованно: раз-два; раз-два-три!
— Торжественное объединенное заседание, посвященное очередному выпуску пролетарских специалистов нашим городом, позвольте объявить открытым!
Студенты встают. Оркестр играет «Интернационал».
Если смотреть сверху, с галерки, то кажется, что в зале одни головы: стриженые, в прическах, взлохмаченные, бритые.
В ложе металлургического — Надежда Коханец. На девушке праздничное платье, да и сама она праздничная.
— Борис неплохо открыл заседание! — говорит она, поправляя волосы, впервые завитые и причесанные у парикмахера. Она смотрит на Бориса, а думает о Николае Журбе.
На Борисе новая белая рубашка, в петельках воротничка цепочка, но галстука нет: не принято, галстук — это мещанство! Николая она видит в защитной гимнастерке, туго стянутой в талии кавказским ремешком; это как бы два снимка, сделанные на одной пластинке.
— Как хорошо было бы нам на один завод! — говорит Митя Шахов. — И чтоб нас послали куда-нибудь далеко. В тайгу или на Урал, или
Надя щурится, ее мысли далеко-далеко.
— Мы больше не студенты! Мы инженеры! Надежда Степановна Коханец — инженер!
Она берет руку Мити и изо всей силы жмет, потом высовывается из ложи: директор металлургического института выступал с докладом. Минут через пять она оборачивается к товарищам и, заговорщицки улыбаясь, шепчет:
— Не сидится, ребятки, пошли в коридор...
Потихоньку один за другим выходят из ложи. В коридоре много студентов; шумно, оживленно; стоят группами, парами, редко увидишь одинокую фигуру.
— Еще два-три дня, и в дальний путь! — говорит Надя и вдруг вздыхает.
— Я слышал, что нас разбивать не будут, так, целой пачкой отправят на Урал, в Магнитогорск, — говорит Митя Шахов.
— Ну, а в случае чего, дадим, ребята, слово писать друг другу! И вообще... Условимся встретиться в определенное время в определенном месте всей нашей группой.
Митя уводит Надю в буфет. Здесь тоже много студентов. В открытые окна виден парк, слышно, как шумят деревья.
Надя отбрасывает со лба волосы и закалывает гребешком. У нее такие розовые щеки, что кажется, будто она только что пробудилась ото сна.
— Вы знаете, о чем я сейчас думала, ребятки? — она оглядывается. Незнакомые, не металлурги. Но сейчас все знакомые. Праздник. Студенческий праздник!
— Пробирочки? — спрашивает их Надя. — Химики?
— Не угадали. Строители!
— Не похоже...
Она поворачивается к Мите, но говорит так, чтобы ее слышали соседи, устроившиеся за соседним столиком.
— Я вот вчера смотрела на карту Союза. Как хочется побывать всюду... И там не бывала, и там. Какое большое у нас государство!
— Открытие Америки! — замечают громко строители.
— Я не с вами! — обижается Надя. — И нечего встревать в чужой разговор, как у нас говорят на Чечелевке. Митя, ты слышишь?
— Слышу...
— Я думаю, что когда мы немного отстроимся, каждому советскому гражданину скажут: поезжай, пожалуйста, посмотри, как живут люди, что сделано за годы советской власти. А вообще, было бы хорошо, чтоб при окончании средней школы группа совершала поездку по республике, а по окончании вуза — по Советскому Союзу. Это как бы аттестат на впечатления. Как вы думаете, ребята, это будет?
— Обязательно будет! — соглашаются строители. — Нам предстоит освоение новых районов. Какая романтическая перспектива... Сибирь... Этому краю сейчас — все внимание. Третья металлургическая база...
— Вообще, товарищи, так жить хочется, что я готова, как амеба, разделиться пополам и еще раз пополам! — признается Надя. Она чувствует, с опозданием, правда, что фраза глупа, смешна, но в то же время до чего верно выражает ее теперешнее состояние.
Разговор становится общим.
— Надо готовить инженеров с более широким техническим горизонтом! — заявляет Митя Шахов. — При нехватке специалистов это особенно важно.