Тайгастрой

Строковский Николай Михайлович

Поговорив со Старцевым, Женя и Волощук предложили выбрать от каждой бригады по человеку для оформления договора. Это предложение приняли Ванюшков и Старцев. Договор обсудили и подписали.

Бригада Ванюшкова попрежнему работала в утренней смене, а бригада Старцева — в вечерней.

Надя знала, что Борис беседовал со Старцевым и что в это соревнование бригад он вносил что-то личное... «Хочет меня хоть здесь победить... — подумала она. — Ну что ж, попробуй!»

— Как вы сегодня? — спросила Надя у Ванюшкова.

Бригадир

был утомлен, и чувствовалось, что сегодня они больше нормы не дадут, о чем он и намекнул инженеру.

— Если после хорошей работы бригада «сядет», будет стыдно. Сами посудите: вашу бригаду записали на Доске почета. Все знают, что бригада ваша передовая. И вдруг...

Ванюшков смущенно заявил, что вчера бригада загуляла...

— Без этого, товарищ инженер, нельзя. Как приехали, еще ни разу ничем не вспомнили родные места. И новоселье справить хотели...

— Подтянитесь! Стыдно будет, если сорветесь. Сейчас на вас вся площадка смотрит, как вы дальше поведете себя: может, случайно выработали свои двести девяносто пять процентов?

— Подтянемся! Обязательно подтянемся. Только за сегодняшний день не ручаюсь... после новоселья...

Перед началом работы бригада Старцева осмотрела инструменты, цеховая комиссия замерила участок. Гудок. Йнженер Волощук подтянул рукав пиджака, посмотрел на часы. Семь.

В котлован под каупер № 1 экспериментальной домны спустилась бригада. Как и ванюшковцы, работали молча, ритмично, без лишнего азарта. В бригаде собрались ребята, побывавшие на разных площадках Союза и оценившие Тайгастрой.

— Здесь работать можно! — говорили они.

Им нравилось общежитие, отношение начальства. Некоторые побывали в исправительно-трудовых лагерях и привезли оттуда специфическую терминологию. Старших, которые им нравились, называли «товарищ начальничек!» И это в их произношении не звучало обидно. Они любили бригадира — коренастого, крепко сложенного Петра Старцева, ходившего в суконных брюках «клеш» и бушлате, из-под которого виднелась низко открытая короткая шея и выпуклая, словно надутая, грудь в матросской тельняшке.

— Значит, ударим, товарищи? — спросил Старцев ребят.

— Ладно! Качай!

Волощук и Женя ни на минуту не отходили от бригады. Борис шутил с Женей, удивлялся, как могла мама отпустить такую девочку из дому...

Женя встряхивала кудряшками и обиженно отвечала:

— Странный вы! И взгляды какие-то отсталые... А еще член партии!..

В перерыв рабочие пошли в столовую, поужинали, покурили. По гудку вернулись на место. Здесь также приходилось землю выносить, транспортера еще не поставили. И едва стали работать, как цепочка девушек и юношей потянулась с носилками по тропке наверх. Потом образовалось две тропы: по одной поднимались, по другой спускались, чтоб не мешать друг другу. И это было очень красиво.

Ночью поднялся

ветер. Над котлованом закачались лампионы. Рубахи покрылись мокрыми пятнами; была средина работы, когда выработка достигает наибольшей производительности и когда тяжесть труда менее всего ощутима.

В луче белого света, лежавшего над котлованом, Женя Столярова увидела начальника строительства. Вслед за ним подошли Черепанов, Бунчужный и Журба: видимо, они обходили площадку.

— А вы все здесь? Как дела? — спросил Гребенников.

Волощук сухо доложил о работе землекопов, огнеупорщиков, монтажников, привел цифры. Он — начальник участка, подчеркнуто деловит, и к нему с лишними вопросами не обратишься.

Уцепившись за столбик, Гребенников наклонился над котлованом.

— Как работается вам, товарищи?

Лампионы закачались на ветру, открыв замасленные спины рабочих на дне глубокого котлована. На голос начальника ребята подняли головы вверх. Капли пота свисали с кончиков носов, с бровей, с подбородков.

— Работается ничего! — ответил за всех бригадир Старцев. — Говорят, всесоюзный рекорд землекопов двадцать пять кубометров. Мы хотим, товарищ начальник, дать тридцать кубометров!

— И правильно делаете! Вашу бригаду начальник строительства хвалит. Не сорвитесь, товарищи! — сказал Черепанов.

Воспользовавшись передышкой, люди пили воду. Она находилась в жестяном баке, который обложили землей, чтоб вода была холодней. Напившись, через две-три минуты пили снова.

— Тридцать кубометров? Не много ли?

Старцев улыбнулся.

— Лишнее не помешает!

Если смотреть сверху, то Старцев казался еще более кряжистым, широким в плечах и еще более косил глазами.

«Эти люди строят мне печь...» — с волнением подумал профессор Бунчужный.

— Завтра прибывают транспортеры, выносить землю не станете. Легче будет работать, — сказал Журба. — Ну, желаем вам удачи!

Черепанов, Гребенников и Журба уходят.

— С механизацией у вас, товарищи, дело слабо, — сказал Черепанов. — Мне обещали на Урале дать три паропутевых крана и десяток транспортеров. Пошлете завтра людей за получением. Я это дело оформлю.

На строительстве светло, как днем. Профессор Бунчужный подходит к Жене Столяровой. Она сидит на отвале, под фонарем, сосредоточенная, тихая.

— Почему вы не спите? — спрашивает профессор.

— Не до сна, Федор Федорович. Работает комсомольско-молодежная бригада. Рабочим приятнее, когда возле них находится кто-либо из «начальства», как они говорят.

— А это что у вас?

Женя протягивает книгу: Фадеев. Механика.

— Завтра надо сдать круговое вращение. Трудный материал, — говорит Женя. — Времени мало. А учиться хочется. Я твердо решила, Федор Федорович, стать корабельным инженером. Мне кажется, что строить корабли — самое интересное дело, да?