Тайна академика Фёдорова
Шрифт:
Чувство неуверенности и растущий холодок страха (всё может сорваться!) понемногу овладевали Фёдоровым, и лишь толчок при сходе с эскалатора вывел его из состояния растущей тревоги. „Стоп! Ну-ка, возьми себя в руки!" – приказал он себе. Слишком многое сейчас зависело от его выдержки, уверенности в себе (пусть, хотя бы, внешней!), от собранности. Однако собраться он смог лишь после того, как ему повезло в вагоне усесться и проделать упражнение аутогенной тренировки.
Покинув метро на станции Дзержинская, Фёдоров оглянулся на памятник знаменитому поляку. Сам тот факт, что памятник стоит на своём месте, ещё не сваленный вандалами из числа лиц. демократической национальности, вселил в Алексея чувство уверенности. „Ничего, Феликс Эдмундович! Пробьёмся! В конце-то концов, кто, если не я, и когда, если не теперь!" – подумал Алексей. Взглянув на свои часы, точность хода которых
Сейчас надвигалось сразу три критических момента, от которых зависела судьба всего его авантюрного плана: 1) верно ли ему удалось установить время прибытия необходимого лица; 2) удастся ли приблизиться к этому лицу достаточно близко для того, чтобы войти в первоначальный контакт; и, наконец, 3) удастся ли "ключевыми словами", найденными после очень долгих поисков, пробудить у этого лица живой интерес к себе.
Алексей взглянул на часы. Вот сейчас, через полторы-две минуты (если не лгали использованные им источники!) появится "Волга" начальника ПГУ! Фёдоров подошёл ко входу как раз к моменту, когда тот должен был подъехать. Однако машины не видно. Неужели всё было враньём недобросовестных мемуаристов и продажных писак?! "Ну, что же! Тогда используем один из двух запасных вариантов!"– решил Фёдоров. Внезапно волнение куда-то совершенно исчезло. Он теперь мог мыслить и оценивать обстановку совершенно холодно и трезво, как бы со стороны. Алексей достал из кармана сигареты, приготовленные им, некурящим и не переносящим табачного смрада, именно для такого случая: для мотивации задержки, совершенно неуместной именно в данном месте города. После этого он на ходу сунул сигарету в рот и, остановившись, стал прикуривать. Первая спичка погасла, вторая – вот повезло! – даже не загорелась. Наконец, будто бы сосредоточившись на прикуривании, Алексей заметил приближение заветной машины. Он был примерно в трёх метрах от вышедшего из машины Шебуршина и ускорил шаг.
– Леонид Иванович! – окликнул он начальника ПГУ КГБ СССР.
Тот оглянулся, и в этот момент возле Алексея оказалась неизвестно откуда взявшаяся пара людей в штатском. Фёдоров был менее чем в двух метрах от Шебуршина.
– Леонид Иванович, – ещё раз громко произнёс Фёдоров и гораздо тише добавил два слова – название одной, только что запланированной Шебуршиным операции.
Начальник Первого Главного управления резко остановился и подал людям в штатском едва уловимый знак рукой. Те, уже готовые взять Алексея „под белы рученьки", мгновенно замерли, как и вытянувшийся по стойке смирно Фёдоров. Волнение вновь начало овладевать им, что внешне, как он надеялся, ничем не проявилось. Впрочем, как потом выяснилось,– не для главного разведчика страны. И это обстоятельство сыграло положительную роль при установлении первого контакта. Фёдоров внимательно следил за психомоторной реакцией Шебуршина, что не укрылось от последнего, как и то, что Фёдоров это понял.
– Товарищ генерал, – совсем тихо произнёс Фёдоров, – я ещё по поводу. (он назвал ещё одну операцию ПГУ), а также . (ну, это уже было совсем по другому ведомству!). Любая утечка. (Фёдоров сделал паузу). Кроме вас. (тут Фёдоров чуть оглянулся на замерших в отдалении „штатских"; нет, слышать они не могут!) не имею права! Пятнадцать минут… Прямо сейчас.
Шебуршин заметил и волнение Фёдорова, и боязнь быть услышанным кем-либо из третьих лиц. Оценил он и немногословие. Ясно было, что это непрофессионал и что ему каким-то образом стали известны высшие государственные секреты. Начальник ПГУ обратил внимание и на то, что Фёдоров полагал совершенно незаметным: глубоко спрятанное отчаяние и огромный жизненный опыт, светившиеся в глазах Алексея Витальевича, этого рослого, на вид тридцатилетнего мужчины.
– Ну, что же, – негромко молвил Шебуршин и громче, явно для слушателей и зрителей, протягивая для рукопожатия руку, добавил: – Здравствуйте! Пойдемте, доложите!
– Слушаюсь, Леонид Иванович, – нормальным голосом ответил Фёдоров.
Вся описанная сцена у входа заняла менее четверти минуты. И вот, Фёдоров уже входил в дверь вслед за начальником ПГУ „Со мной!" – бросил тот на вахте и быстрым шагом пошёл по длинному коридору, не оглядываясь на своего нежданного попутчика, но всё время чувствуя, что тот рядом. Вот, наконец, и кабинет. Здесь Шебуршин остановился и, открывая дверь, пропустил гостя вперёд. Фёдоров, воспользовавшись этим, быстро достал из левого кармана брюк небольшой листок бумаги и с умоляющим взглядом, уже входя в двери, протянул её генералу. Тот
– Проходите! Садитесь! Рассказывайте!
Сам он при этом прошёл за свой стол и, садясь, прочитал записку. Ещё не окончив чтение, глянул на Фёдорова. А тот умоляющим и одновременно строгим взглядом пристально смотрел на генерала. Шебуршин окончил чтение и на секунду задумался. Этот неожиданный гость всё более занимал разведчика. Из записки следовало, что он осведомлен и о системе прослушивания в самой конторе и что он, по всей видимости, опасается, как бы о содержании разговора не узнал Андропов. В то же время, записка была составлена так, что попади она в руки постороннего и даже милиции – вряд ли будет понято её истинное значение. „А ну-ка подыграю!" – с нарастающим азартом решил генерал.
– Э-э, дорогой! Да на тебе лица нет! Тебе что – плохо?! Сейчас врача вызову! – сказал он, протягивая однако руку не к телефону, а указывая ею в сторону своей комнаты отдыха, мотнув одновременно в ту же сторону подбородком.
– Не надо, Леонид Иванович, это пройдёт, а у вас времени нет со мною возиться, – подхватил, тяжело дыша, Фёдоров больным голосом.
– Ну, вот полежи здесь пяток минут, а не полегчает – врача вызову. Пойдём!
– Записка, Леонид Иванович, – напомнил Фёдоров, когда оба расположились в мягких креслах у маленького столика. Шебуршин с едва заметным выражением недовольства на лице сжёг записку. Фёдоров заметил и это недовольство, и то, что генерал действительно не располагает временем, как и то, что первоначальный интерес к нему начинает сменяться массой сомнений и подозрений.
– Леонид Иванович, позвольте сэкономить ваше время и коротко изложить некоторые факты, – чётко очень тихим голосом сказал Фёдоров. Шебуршин кивнул.
– Сегодня третье ноября, а через неделю, десятого, в день милиции будет объявлено о смерти Леонида Ильича Брежнева. Праздники будут очень холодными – минус семь, со снегом. Брежнев после праздников поедет на охоту. Вернётся бодрый, ляжет спать, а утром в девять, десятого числа… внезапно скончается. Его преемником на посту Генерального секретаря станет Юрий Владимирович, на которого позже будет совершено покушение. Впрочем, у него и без того больные почки, так что уже к весне 1984 умрёт. После его смерти генсеком станет Черненко, который скончается через год и на высшем посту окажется смертельный враг советской власти, русского народа и нашего государства, тип с кляксой на лысине и подкаблучник Раисы Максимовны, бывший секретарь Ставропольского крайкома КПСС Горбачёв. Умнейший и надёжнейший министр иностранных дел Андрей Андреевич Громыко будет уже в 1985-ом снят им со своего поста, а его место займёт будущий президент независимой Грузии генерал– лейтенант КГБ Шеварднадзе. Третью из ключевых ролей в капитуляции перед США в холодной войне выполнит завербованный ещё в Гарварде Александр Николаевич Яковлев, который станет у горбача секретарём ЦК по идеологии. 9 декабря 1991 года Союз Советских Социалистических Республик будет распущен собравшимися на пьянку в Беловежской Пуще Беспалым (Ельциным, который 12 июня 1991 года будет избран президентом РСФСР), Кравчуком (президентом Украины) и Шушкевичем (председателем ВС Белоруссии). Президент России Ельцин Указом № 1400 в сентябре 1993 года ликвидирует советскую власть, а 3 и 4 октября того же года расстреляет Верховный Совет из танков….
Тут Фёдоров себя прервал и закончил так:
– Я из будущего, Леонид Иванович. Одиночка. Но я располагаю совершенно точными сведениями о том,
какие внутри– и внешнеполитические шаги допустить нельзя ни в коем случае. Имею сведения и о тех шагах, которые крайне желательны в интересах советского государства и народа. Понимаю, что поверить мне трудно, что нужна проверка. Предлагаю простой способ: я надиктую вам или изложу собственноручно, когда и какие сообщения о каких событиях будут публиковать „Правда"… ну, скажем, до нового 1983 года. Вы это сможете проверить лично, не привлекая никого. Любая утечка может привести к катастрофе. После этой проверки Вы можете вызвать меня. Если сочтёте нужным…
Фёдоров несколько замялся, но почти сразу продолжил:
– Конечно, я носитель того, что сейчас составляет государственные секреты. Меня можно изолировать, ликвидировать или отправить в психбольницу. Поймите, мне всё равно! Я пережил убийство моей семьи американскими оккупантами в 2008 году, мне уже 60 лет, хватит! Но сейчас наступает период бифуркации, то есть такое время, когда история, всё развитие страны с минимальными усилиями может быть повёрнуто в любом из двух направлений. Надо не дать Горбачу и Беспалому уничтожить нашу страну, наш народ.