Тайна дома №12 на улице Флоретт
Шрифт:
Чем выше он взбирался, тем труднее было продолжать путь: растение качалось, каждое движение извивающихся лоз заставляло стебель гнуться.
А зацепы между тем все входили в корку…
Многолетние тренировки и целая жизнь, проведенная в дикой природе, сделали его мышцы крепкими. И все равно жилы от натуги грозили разорваться.
Ненависть — лучший источник сил. Когда уже кажется, что тело в любой момент просто выключится, а сознание вот-вот потухнет, как свеча, когда все твое существо пытается тебя уверить, что
Сэр Пемброуз схватился за стебель, подтянулся и, проглотив кровь из прокушенной губы, поднялся еще выше.
И все же эти подлые сомнения начинали все глубже пробираться в его голову с каждым футом, что он взбирался по стеблю. «Еще слишком далеко!», «Руки не выдержат…», «Вот-вот ты разожмешь пальцы или перчатки соскользнут…»
Не думать! Просто не думать ни о чем! Нельзя умирать! Еще слишком рано…
Сэр Пемброуз вонзил зацепы глубже, его движения стали ожесточеннее…
— Это…
Он подтянулся еще выше.
— …твой…
Зацепы входят один за другим в плоть мухоловки, из-под них просачивается зеленый сок. Сладкий, дурманящий…
— …долг.
Нет, он не был высокомерным и самовлюбленным «героем-спасителем», облеченным патетичностью защитника угнетенных и обездоленных, и не считал, что должен что-то стоявшим внизу людям. Это был его долг перед самим собой. Он никогда не отступал, никогда не сдавался… даже в тот памятный день, когда оказался в желудке-бутоне Непентеса Хайгрема, он не опустил руки, не усомнился в себе…
«Я доберусь до тебя… доберусь… я не упаду… я сильнее… я ловчее… мою ненависть не остановить… никому…»
И тут, словно сама судьба подслушала его мысли. А судьба — эта капризная мадам — ненавидит, когда кто-то позволяет себе считать, что он, мол, ей неподвластен. И она мстит. Мгновенно. Жестоко. Не оставляя шансов.
Перчатка на левой руке вдруг застряла в стебле.
Сэр Пемброуз рванул руку, но покрытая трещинами, одеревеневшая корка держала крепко.
Выхода не оставалось. Сэр Пемброуз стиснул стебель ногами и свободной рукой принялся отстегивать ремешки застрявшей перчатки.
А затем произошло нечто ужасное и неожиданное. Стебель растения дернулся. Пальцы выскользнули из перчатки…
Худшее чувство из всех возможных — это когда тебе еще кажется, что ты за что-то держишься, но на самом деле уже нет.
А потом наступает момент осознания, когда ты понимаешь, что все… ты сорвался.
Тело все еще пытается хвататься, а мозг отчаянно противится, но уже ничего не изменить. Всего за долю мгновения сердце замирает, а из горла вырываются все накопленные в этом моменте сопротивление и нежелание в виде рвущего сознание крика.
Мгновение. Полет. Обволакивающий
А потом — непонимание. «Я все еще жив?»
Сэр Пемброуз был всего в десяти футах над землей. А в футе под ним уже простиралось облако пыльцы. Падение прекратилось столь же внезапно, как началось. Вцепившись в одну из нижних лоз, он повис на ней, как кот.
Сердце колотилось в груди, дыхание сбилось, и наружу лезли лишь хрипы.
«Еще нет… еще не конец…»
Он задрал голову — ему предстояло снова преодолеть уже проделанный путь. И судя по тому, что часть гондолы дирижабля в пасти монстра стремительно превращалась в мятую жестянку, времени уже не оставалось. Когда тварь расправится с воздушным судном, она обратит внимание и на него.
Сэр Пемброуз поднялся на ноги и, ловко балансируя, словно канатоходец в цирке, преодолел почти десять футов по лозе, переступая листья и минуя скользкие, исходящие липким соком бугры.
Добравшись до стебля, он скрипнул зубами, обхватил его и пополз наверх.
«Так просто ты от меня не избавишься… Я больше не упаду…»
Человеческие силы в теле сэра Пемброуза закончились, но его ненависть не имела конца, она проистекала из пульсирующей червоточины в его груди, которую прочие люди называли сердцем.
И он полз. Цеплялся, взбирался все выше, преодолевал места, где от стебля отрастали лозы, но не останавливался.
Он был все ближе и ближе к своей цели, а тварь не замечала его, отвлекшись на пожарный дирижабль.
Примерно на половине пути сэр Пемброуз вынужденно прекратил продвижение. Стебель начал качаться так сильно, что, даже обхватив его ногами и левой рукой, впившись в его корку перчаткой с зацепами, он едва удерживался.
Ползти дальше не представлялось возможным. Тварь, казалось, окончательно обезумела.
А потом раздался ужасающий скрежет.
Сэр Пемброуз поглядел вверх и обомлел. Все, как и прежде, шло по плану, но, когда он увидел, как мухоловка схватила клыками корпус дирижабля, в глубине его души появилась искорка вины.
— Простите, доктор… — прошептал он.
Когда тварь вырвала кусок гондолы, сэр Пемброуз крепче прижался к ее стеблю, вжал голову в плечи и даже зажмурился. Мимо летели обломки. Один пронесся в паре дюймов от плеча охотника.
Сэр Пемброуз открыл глаза и задрал голову.
Мухоловка взялась за оболочку. Пожарный дирижабль доживал свои последние мгновения. На землю дождем сыпались куски обшивки и выломанные узлы каркаса.
Не расцепляя хватки, охотник на плотоядные растения вызволил перчатку из стебля и вонзил ее выше. Подтянулся.
Он заставлял себя не думать о боли и усталости. Перед его невидящим взором предстала мухоловка из дедушкиной гостиной…
Выше… еще выше…
Он вспомнил первую убитую им в экспедиции тварь.
Еще фут вверх… два фута… три…