Тайна Дома трех вязов
Шрифт:
Попросив всех немедленно покинуть кабинет, Форестье запер дверь: никого нельзя было пускать внутрь, чтобы не лишиться возможных улик. Он собрал всех в гостиной, коротко приказав не выходить из комнаты ни при каких обстоятельствах. Затем воспользовался телефоном в холле, чтобы позвонить в местный полицейский участок, и попросил коммутатор соединить его с домом 36 на набережной Орфевр [5] .
После долгого ожидания он наконец дозвонился до инспектора Рене Кожоля. Кожоль, десятью годами моложе Форестье, был его ближайшим коллегой, когда
5
Набережная Орфевр, 36, – адрес главного управления французской криминальной полиции, находящегося на острове Сите в самом центре Парижа.
– Невероятно! – воскликнул Кожоль. – Ты уверен?
– Конечно. Это убийство, замаскированное под самоубийство.
– То есть ты на несколько дней уезжаешь за город, чтобы отдохнуть, и на тебя сваливается это…
– Это не случайность. Монталаберу угрожали.
– Угрожали?
– Присылали анонимные письма. Но об этом я расскажу позже. Приезжай как можно скорее, с самого утра.
– А ты не считаешь, что этим захочет заняться Третий руанский округ?
– Если их никто не опередит… Послушай, я бы предпочел, чтобы этим делом занимались твои ребята. Сообщи руководству и объясни, что у нас чрезвычайная ситуация. Учитывая положение жертвы в обществе, начальство наверняка пожелает, чтобы мы взяли всё в свои руки – ну, «мы», образно говоря…
– Ты всегда останешься нашим коллегой, Луи.
Хоть Форестье и уверял себя, что пришло время перевернуть страницу своей жизни, в эти минуты он пожалел у него не осталось официального влияния в криминальной полиции.
– Ты знаешь, кто мог это сделать? – спросил Кожоль.
– Пока не знаю. Никогда не сталкивался с такой загадкой. Однако сейчас мне нужно, чтобы ты кое-что проверил.
– Что именно?
– Незадолго до убийства графу позвонили. Необходимо выяснить, откуда поступил звонок…
Собравшись у камина, гости налили по бокалу, чтобы прийти в себя после пережитых волнений. Дворецкий стоял чуть поодаль, его лицо застыло свинцово-бледной маской. Форестье тоже не отказался бы от пары глотков алкоголя, но решил сохранить голову ясной. Он коротко расспросил мадам Валлен, кухарку, и юную Берту. Напрасная трата времени – ничего существенного он не узнал. Женщины долго плакали и всхлипывали, но в остальном… Обе были заняты уборкой и мыли посуду, когда произошла трагедия. Кухня находится в стороне от гостиной и кабинета, и потому выстрел там был едва слышен.
Берта оказалась возле кабинета только потому, что пришла закончить уборку со стола в гостиной.
– Полиция скоро будет здесь. И нам пока не стоит отходить ко сну, уверяю вас, потому что сначала нужно дать показания и подробно описать события вечера.
Катрин Лафарг пожала плечами.
– Неужели вы думаете, что мы сможем уснуть после всего, что случилось! Б-р-р… меня до сих пор трясет.
– Это ужасно, – добавил доктор Вотрен. – Кто бы мог подумать? Нет, вы представьте… Кто бы мог
– Кто-нибудь выходил из этой комнаты в течение последнего часа? – спросил Форестье.
Гости графа покачали головами.
– Хорошо. Прошу прощения, но мне придется вас обыскать.
– Вы, наверное, шутите! – возмутился генерал.
– Вовсе нет, и я предпочел бы увидеть сотрудничество с вашей стороны – это значительно облегчит мою задачу. Как бывший комиссар, я обязан помогать полиции.
Открытого протеста не последовало, гости лишь раздраженно что-то пробормотали. Форестье провел беглый осмотр, поскольку искомый предмет вряд ли мог остаться незамеченным. Он ничего не нашел. Потом обыскал гостиную в поисках тайника для оружия и коридор, ведущий в кабинет. Безрезультатно.
– Комиссар, полагаю, пришло время для объяснений, – сказал Моро, помешивая поленья в очаге. – К чему этот обыск? Все видели, что дверь кабинета была заперта изнутри, как и два окна, выходящие в сад. Я не понимаю, как в такой ситуации могло произойти убийство.
– Нашему хозяину действительно прострелили голову, – подтвердил Форестье, – но стрелял не он.
– Потому что пистолет должен был быть у него в руке?
– Нет, Адриан. Если верить статистике, в случае самоубийства оружие чаще всего падает на землю. Дело в другом… Я достаточно наблюдал за графом сегодня днем и вечером. Он был левшой. Однако пулевое отверстие в его голове мы увидели на правой стороне черепа, а пистолет – с той же стороны от тела.
– Вы шутите, комиссар? Что это за доказательство? Возможно, граф одинаково хорошо действовал обеими руками…
Форестье повернулся к дворецкому.
– Анри, будьте любезны, повторите то, что говорили мне раньше.
Ошеломленный слуга ответил не сразу.
– Месье граф… в самом деле был левшой. В молодости его это раздражало, но я готов подтвердить, что он никак не мог бы… удержать это оружие… правой рукой.
В наступившей тишине каждый из гостей молча оценил серьезность приведенных аргументов.
– Кроме того, – продолжил Форестье, – я понюхал пистолет, лежавший на полу, и не почувствовал запаха пороха.
– Возможно, он рассеялся, пока мы ломились в дверь, – возразила мадам Лафарг.
– Это невозможно. После выстрела в стволе еще долго пахнет порохом.
– Это верно, – подтвердил генерал. – Я в этом слегка разбираюсь…
– Ко всему прочему, я не смог найти ни одной гильзы. Из того пистолета сегодня не было сделано ни единого выстрела. Я уверен, что пуля, которую извлекут при вскрытии, будет не от патрона браунинга.
– Это невероятно! – воскликнул доктор Вотрен.
– Вечером я не раз беседовал с графом, он выглядел и держался как обычно. Вдруг звонит телефон, наш хозяин закрывается в кабинете, разговаривает с кем-то и в считаные секунды решает покончить с жизнью… Это бессмысленно.
– Быть может, звонок его расстроил?
– Скоро узнаем… При виде пистолета на полу мне сразу стало не по себе. Мало того что он лежал не с той стороны, так это оказался еще и карманный пистолет… Он бьет так слабо, что самоубийца рискует просто остаться парализованным. В доме достаточно оружия – выбирай что пожелаешь. Я решительно отказываюсь допускать, чтобы такой человек совершил самоубийство с помощью дамского пистолета.