Тайна дразнит разум
Шрифт:
— Свят, свят! Не девка — дьявол! — Он ладошкой закрыл крест на груди. — Златоуст в юбке! И откуда эрудиция? Антиохский собор!..
— Не шуми, батюшка, не пришлось бы тебе свершить соборование. — Солеварова сняла с полки банку с елеем и понюхала: — Заморский, оливковый…
Последнее слово она с трудом выговорила. Но поп не заметил ее опьянения и вскинул руку:
— Елеопомазание исключается! Груня вышла замуж за комсомольца!
— За Лешку Смыслова? — вытянул шею Карп и отмахнулся: — Вранье! Она зарок дала! Год после
Распахнулась дверь. На пороге магазина стояли чекисты. Пронин вошел молча, а Воркун глухо пробасил:
— Извините за беспокойство.
Он остановил взгляд на Карпе:
— Гражданин Рогов, оставайтесь на месте…
Иван Матвеевич повернулся к хозяйке магазина:
— А вы прогуляйтесь с «молодыми людьми»! — он кивнул на старосту и священника. — Минут пяток, не больше…
Пронин закрыл дверь на задвижку, вынул из кожанки связку ключей, полученных от Груни, и направился к подвалу. А Воркун указал на ящики:
— Карп, ты знаешь, что в них?
— Знаю. Иконы. А что?
— А вот что… — Иван Матвеевич воспользовался его молотком, вскрыл ящик, вынул икону, а затем саблю и винтовку. — Чем же торгует ваш магазин? Ну?!
Хмель как пробку вышибло. Карп судорожно скосил глаза:
— Клянусь памятью брата — не знал! Я… я…
Он не лгал. У него даже выступили слезы. Видно было, что молодой человек наконец-то осознал свои ошибки — воочию увидел, куда скатился. Он с трудом договорил:
— Я — сволочь… Расстрелять меня мало…
Воркун почувствовал, что младший Рогов не притворялся, и смягчил голос:
— Ну что, Карпуша, сыт нэпом?
— Да, — склонил он голову, — сыт по горло…
— Вижу. И хочу помочь тебе как брату моего лучшего друга. Но знай, — Иван опять нажал на басы, — если что… не жди пощады! А сейчас начнем с малого: ты подменишь Лешу Смыслова…
— А что с ним? — поднял голову Карп.
— Ничего. К себе забираю. А ты будешь работать с его дядей, армейским разведчиком, в угро. Парень ты смелый, смекалистый…
— А вернешь именной наган?
— Верну, — твердо заверил Иван Матвеевич, подергивая ус. — Только пройдешь одно испытание…
— Какое?
— Установи степень знакомства мадам Шур с типом, с которым ты сегодня играл на бильярде, — место, характер встреч и прочее…
— Валютное дело?
— Проверь, — развел руками Воркун и обратился к Пронину: — Ну как?
— Мешок гранат. — Уполномоченный взглядом уперся в Карпа: — Кто принес «бутылки»?
— Не знаю, — побелел Рогов. — Мне ключей не доверяли…
— А мы, чекисты, доверяем тебе, — веско сказал Воркун и хлопнул Рогова по плечу. — Для них ты пока «ихний»…
Дверь захлопнулась, а Карп все еще стоял с протянутой рукой. Он опомнился, когда вернулись Солеваровы и священник Жгловский. Последний осторожно расправил рыжую бороду:
— Сын мой, кого они ищут?
— Какого-то валютчика…
— Пошли бог им удачи, — облегченно
Вера Павловна пригласила его на чашку чая. Карп отказался: он спешил на дачу мадам Шур.
Доверие Ивана Матвеевича будто вернуло ему былую спортивность — он бежал по улице, перепрыгивал через лужи. Хотелось петь, свистеть, гнать футбольный мяч. Задание ему показалось несложным. Вероника настолько любит его, что он сейчас же заставит ее во всем признаться.
Дача встретила его темными окнами. Вероника, видимо, спит. Он открыл дверь, прошел в столовую, включил свет. На хрустальной розетке лежала записка: «Котик, единственный мой! Я задержусь у епископа Дмитрия. Не скучай без меня. Поужинай один. Любящая Вероника».
В десять часов Карп надел кожанку, направился в дом епископа. Мать Дмитрия любезно встретила Рогова и сочувственно покачала головой:
— Вот уже третий час мы ждем вашу подругу. Заходите…
Нет, он не любил ждать. Побежал к Гостиному двору. На дверях церковного магазина висел большой замок. Знакомый сторож сказал, что Солеваров и батюшка Осип недавно ушли-с…
— А вашу супружницу не видел с ними…
Домой возвращался ночью. На улице было тепло. Давно Русса не знала такой дружной весны. Карп окончательно протрезвел. И возле дачи вдруг вспомнил, что партнер по бильярду спросил его: «Мадам Шур сдает комнату?» Выходит, он хочет жить рядом с ней. Да, есть о чем поговорить с Вероникой. Но поговорить не пришлось: она так и не явилась домой.
Еще зимой Абрам Карлович ездил «показаться» знаменитому московскому горловику. Большая очередь к профессору не смутила провинциального регента: в свободное время он обошел всех букинистов, потом беседовал с патриархом Тихоном и, наконец, познакомился с переводчиком из немецкого посольства, в Москве.
Курт Шарф в совершенстве владел русским языком. Его страсть — древние гравюры. Одногодки Вейц и Шарф встретились на Кузнецком мосту, один нашел редкую гравюру Альбрехта Дюрера, а другой — «Автобиографию» Фридриха Ницше.
Вейц нарочно вслух по-немецки прочитал названия главок: «Почему я так мудр», «Почему я так умен», «Почему я пишу такие хорошие книги». И Курт Шарф вышел от букиниста следом за поклонником Ницше.
Они бродили по тихим горбатым улицам до вечера. Курт Шарф сообщил потрясающую новость: оказывается, в Германии ницшеанцы сколачивают нацистскую партию, которая стратегию избранных, стратегию, созданную Моисеем, повернула против потомков самого же Моисея.
О евреях Курт говорил с пеной у рта. Он не сомневался, что ницшеанцы, придя к власти, уничтожат всех израильтян. Вейц не возражал, хотя считал, что стратегия избранных пригодна для любой нации.