Тайна Магдалины
Шрифт:
Морин думала обо всем этом, прогуливаясь по Французскому кварталу, который уже начинал просыпаться к жизни в чудесный вечер пятницы. Когда она гуляла, южный ветерок принес отдаленный звук музыки, которую играл саксофон. Привлеченная музыкой, Морин завернула за угол и впервые увидела музыканта. У него были длинные темные волосы, которые подчеркивали его отрешенный и одухотворенный вид. Когда она подошла к нему ближе, он посмотрел на нее, и на миг их глаза встретились.
Джеймс Сент-Клер, уличный музыкант из Нового Орлеана, подмигнул Морин. Она улыбнулась ему, проходя мимо, и мелодия гимна «Изумительное благоволение» поплыла вслед за ней по воздуху Французского квартала.
Глава 22
Графство
октябрь 2005 года
Есть особое спокойствие, которое существует в сердце ирландской провинции, тишина, которая охватывает землю с заходом солнца. Как будто сама ночь требует молчания, беспристрастно поглощая любого нарушителя спокойствия.
Для Морин этот покой был необходимой передышкой после хаоса предыдущих месяцев. Здесь она чувствовала себя в безопасности в своем уединении — в одиночестве, которого требовали ее сердце и разум. Она не позволяла себе рассматривать недавние события с личной точки зрения; это произойдет позже. Или, возможно, не произойдет вовсе. Это слишком ошеломляло, влекло за собой слишком серьезные последствия… и было слишком абсурдным. Она исполнила свою роль Долгожданной, для которой ее избрала причудливая игра судьбы или рока или даже божественное провидение.
Ее работа была окончена. Долгожданная была призрачным созданием, связанным со временем и пространством в дебрях Лангедока — и, к счастью, осталась позади во Франции. Но Морин Паскаль была женщиной из плоти и крови, и при этом очень усталой женщиной. Вдыхая сладостный неподвижный воздух обители своего детства, Морин удалилась в свою спальню, чтобы, наконец, отдохнуть.
Ее сон не останется без сновидений.
Она и прежде была свидетельницей подобной сцены — фигура в тени склонилась над древним столом, стило скрипело, когда слова выходили из-под пера автора. Когда Морин наблюдала из-за плеча писателя, ей казалось, что от страниц исходило голубое сияние. Сосредоточившись на свечении, которое излучало сочинение, Морин сперва не заметила, что автор пошевелился. Когда фигура повернулась и шагнула вперед на свет лампы, Морин затаила дыхание.
Она уже видела это лицо в прежних снах, во время мимолетных встреч, которые тут же заканчивались. Сейчас он сосредоточил все свое внимание на Морин. Замерев в своем сне, она смотрела на человека, стоявшего перед ней. Самый прекрасный человек, которого она когда-либо видела.
Иса.
Потом Он улыбнулся ей с таким божественным выражением и теплотой, что Морин наполнилась этим светом, как будто само солнце засияло в этой простой улыбке. Она оставалась неподвижной, не в состоянии делать что-нибудь, кроме как взирать на Его красоту и благодать, исходившую от Него.
— Ты — дочь моя, в которой мое благоволение.
Его голос звучал, как мелодия, как песня единения и любви, которая эхом раздавалась вокруг нее. Бесконечный миг она плыла по волнам этой музыки, прежде чем рухнуть вниз при звуке его следующих слов:
— Но труд твой еще не окончен.
Снова улыбнувшись, Иса Назарей, Сын Человеческий, вернулся обратно к столу, где лежало его сочинение. Свет от страниц стал ярче, буквы мерцали светом цвета индиго, сине-фиолетовыми пятнами на плотной, похожей на лен, бумаге.
Морин попыталась что-то сказать, но слова не приходили к ней. Она не могла вести себя как человек. Она могла только наблюдать за божественным существом перед ней, когда Он жестом показал на страницы. Иса снова обернулся к Морин и, на показавшийся бесконечным, миг задержал свой
Без усилий преодолев пространство, которое разделяло их, Иса встал прямо перед Морин. Он больше ничего не сказал. Вместо этого он наклонился вперед и запечатлел единственный, отеческий поцелуй у нее на лбу.
Морин проснулась, вся в поту. Голова у нее горела, как будто на ней было выжжено клеймо, и она чувствовала головокружение и потерю ориентации.
Взглянув на прикроватные часы, она тряхнула головой, чтобы прояснить ее. Первые лучи утреннего солнца пробивались сквозь тяжелые портьеры, но было еще слишком рано, чтобы звонить во Францию. Она позволит Берри поспать еще несколько часов.
Потом она позвонит ему — и потребует подробно рассказать ей каждую деталь, касающуюся последнего известного местонахождения Книги Любви, единственного истинного Евангелия Иисуса Христа.
Послесловие
Что есть Истина?
Понтий Пилат, Ин. 18:38
Мое путешествие по Линии Магдалины в поисках ответа на вопрос Понтия Пилата началось с Марии-Антуанетты, Лукреции Борджиа и кельтской королевы-воительницы, известной в истории как Боадицея. Именно ей принадлежит страстный боевой клич «Y gwir erbon у bid», что переводится с валлийского как «Правда против всего мира». Я повторяла эти слова как свое личное заклинание во время поисков, которые захватили всю мою сознательную жизнь и вывели меня на извилистую тропу, идущую сквозь две тысячи лет истории.
Меня давно тянуло раскопать не рассказанные прежде истории, которые замалчивались и часто намеренно были погребены под грудой академических докладов. Моя главная героиня, Морин, напоминает нам: «История — это не то, что случилось. История — это то, что написано». В большинстве случаев то, что мы знаем и принимаем за историю, было написано автором с определенными политическими целями. Осознание этого превратило меня в фольклориста уже в самом раннем возрасте. Я получаю огромное удовлетворение, изучая различные культуры на личном опыте, разыскивая местных историков или сказочников, чтобы обнаружить подлинные хроники человеческой жизни, которые нельзя найти в библиотеках или учебниках. Мое ирландское происхождение позволяет мне высоко ценить силу устных рассказов и живых традиций.
Моя ирландская кровь также побудила меня стать писателем и общественным деятелем, и в таком качестве я участвовала в бурной политической жизни Северной Ирландии в 1980-е годы. Именно в то время у меня стал развиваться все более скептический взгляд на записанную и поэтому общепринятую историю. Как очевидец исторических событий, я понимала, что официальная версия редко совпадает с реальностью. Во многих случаях эти события, как они были представлены в газетах и на телевидении, а позднее в так называемых «исторических» книгах, казались мне почти неузнаваемыми. Все эти документальные версии были написаны под влиянием политических, общественных и личных предубеждений. Истина была утрачена навсегда — исключая, возможно, тех, кто наблюдал эти события собственными глазами. Чаще всего Эти свидетели были людьми из рабочего класса, которые хотели только жить своей собственной жизнью; они не стали бы слать одно за другим безответные письма в национальные газеты или разыскивать издателя, который опубликовал бы их собственную версию для потомков. Они бы похоронили своих мертвых, помолились за мир и сделали все возможное, чтобы продолжать жить дальше. Но они бы сохранили свой опыт свидетелей истории на личном уровне, пересказав его семье и общине.