Тайна тевтонского замка
Шрифт:
Поль Браун, так звали внука Людвига фон Мирбаха, дожидался их за столиком маленького кафе на улице Лерхенштрассе. Он оказался худощавым невзрачным мужчиной лет шестидесяти с выцветшими усталыми глазами и короткими волосами неопределённого соломенно-серого цвета. «Один из тех людей, мимо которых пройдёшь и не заметишь, а если заметишь, то через минуту не вспомнишь, — подумала Маша, здороваясь с мужчиной. — И имя, и фамилия, и внешность — всё серое, ничем не выделяющее из толпы. Даже столик выбрал в углу, подальше от света».
К сожалению, Поль почти не говорил по-русски, хоть и провёл детство в ГДР, где изучение русского языка входило в школьную программу.
—
Поэтому Александр, как организатор встречи, возложил на себя обязанности переводчика для Маши. Они договорились заранее, что она будет придерживаться версии подготовки брошюры по просьбе ветеранской организации.
— Не совсем понимаю, почему вы решили встретиться именно со мной, — пожал плечами Поль. — Я войну не застал, всю жизнь посвятил бухгалтерии. Я, конечно, рад знакомству, но мне кажется, вам нужен историк. У меня есть один знакомый — могу посоветовать.
— Видите ли, — Маша очаровательно улыбнулась, — к выпуску готовится не совсем обычная брошюра. Обратившимся в нашу компанию ветеранам не нужны всем известные исторические факты. Они хотят наполнить свою книгу разными житейскими курьёзными историями, случавшимися на войне. Прошло много десятилетий, изменились ценности и отношения между разными народами. Ныне живущих потомков интересуют не только наступательно-оборонительные операции, а люди того времени. Причём с разных сторон. Чем они жили, о чём мечтали, какие планы строили, как общались с жёнами и детьми в условиях войны? Вы понимаете, о чём я?
— Понимаю, — Поль заёрзал на стуле, выслушав перевод Александра, — и в то же время нет. Я не жил во время войны.
— Конечно, нам это известно, — продолжила Маша. — Зато ваш дедушка был прямым участником военных действий. Брошюра посвящена весенним месяцам победоносного 1945 года, когда…
— Мой дед, Генрих Браун, был инвалидом и в войне не участвовал. Сожалею, что вам зря пришлось ехать в такую даль! — Поль Браун решительно встал из-за стола.
— Ваш дед, Людвиг фон Мирбах, штандартенфюрер СС, в 1945 году принимал участие в обороне замка Мариенбург, где был тяжело ранен, — тихо проговорил Александр по-немецки, и Поль снова сел. — Он был помещён в тюрьму как нацистский преступник, но сумасшествие, приобретённое в результате ранения, позволило ему избежать сурового наказания. Эти данные есть в рассекреченных архивах, — соврал мужчина, — поэтому не надо разочаровывать девушку, Поль. Ей нужны лишь безобидные воспоминания вашего деда и всё.
— И всё, — повторил Браун и с подозрением взглянул на Александра. — Так вы… оттуда? — Он неопределённо махнул рукой.
— Возможно, но к фрау Марии это не имеет никакого отношения. Она просто добросовестно выполняет заказ клиентов.
— Понятно, — вздохнул Поль. — Что её действительно интересует?
Александр вкратце перевёл Маше состоявшуюся беседу, лишь опустив некоторые моменты. Готтлиб пока помалкивал, не вмешиваясь в разговор.
— Я бы хотела знать, что рассказывал ваш дедушка? Какие-то истории, связанные с войной? — Маша дружелюбно посмотрела на Поля. — Может, вспоминал осаду Мариенбурга? Насколько я знаю, это была целая операция.
— Дед был сумасшедшим, — резко ответил мужчина. — Что он мог рассказать? Иногда сутками молчал, а потом начинал выдавать бессвязные мысли, речёвки и лозунги. Отец рано умер, а мать была слишком добросердечной
— Он так заявлял? — поинтересовался Александр.
— Да, при этом совершенно безапелляционно.
— Сочувствую, — вздохнула Маша.
— Не нужно. Это был крест нашей семьи. Хотя, — Поль Браун улыбнулся, — по-своему я даже благодарен деду.
— За что?
— Видите ли, я родился физически слабым ребёнком, а старик ко мне привязался и, как ни странно, даже слушался. Была у него одна блажь — отправляться в длительные походы по деревням и окрестностям. Родители не хотели его отпускать, но он закатывал такие истерики, что в конце концов они вынуждены были махнуть рукой и позволяли ему гулять, где вздумается. Только мне наказывали сопровождать его. Признаюсь честно, — серое лицо Поля посветлело от воспоминаний, — это были лучшие дни моей жизни. Выходя за город, дед словно преображался. Безумие уходило из его глаз. Он много рассказывал мне о воинственных тевтонских рыцарях, завоевавших когда-то Пруссию, показывал развалины их замков, вспоминал сражения и победы. Знаете, мы ведь даже города меняли только в пределах империи Тевтонского ордена. Это я потом уже понял. А тогда шагал за дедом километр за километром, заходил следом за ним в дома фермеров, угощался свежими яйцами, молоком и зеленью. С простыми селянами дед почему-то находил общий язык. Они не считали его сумасшедшим, жалели, как жертву войны, и охотно делились разными семейными историями и воспоминаниями, до которых дед оказался большим охотником.
— А сам он что-нибудь рассказывал? — поинтересовалась Маша.
— Я же вам говорю — только про рыцарей. Про ту войну я старался не расспрашивать. Дед сразу менялся — с выпученными глазами повторял, что займёт высокую должность в возрождённом Третьем рейхе и меня не оставит вниманием. Нужно только набраться терпения — они всё сделают правильно.
— Кто «они»? — одновременно спросили Маша и Александр.
— Рыцари из СС, защитники Мариенбурга, — Поль рассмеялся. — Представляете, какая каша была у него в голове? Смешал времена и события.
— А о ключах ничего не говорил? — спросила Маша.
— Каких ключах? — Мужчина удивлённо вскинул брови. — Мать его к ним не подпускала. Мог вынести все ключи из дома и выбросить в речку или озеро.
— Нет, я о древних ключах, принадлежавших рыцарям, — пояснила Маша. — Может, про тайники какие-то говорил?
— Нет, ничего такого, — Поль покачал головой. — Что-то нёс про погибших, которые восстанут из могил. Вставлял везде свою коронную фразу о том, что смерти нет.
— Она лишь сон перед пробуждением в вечности, — тихо вставил Готтлиб по-немецки.
Поль замолчал и быстро взглянул на Готтлиба. Александр закончил переводить и тоже посмотрел на рыцаря.
— Это откуда цитата? — спросил он.
— Не знаю, — пожал тот плечами. — Всплыла из памяти.
— Скажите, а дедушка ваш случайно не вёл какие-то записи или дневник? — поинтересовалась Маша.
— Нет! — быстро ответил Поль. — То есть, да, поначалу вёл. У нас ничего не осталось — мама всё сдавала. Вы наверняка должны знать.
Он посмотрел в глаза Александру. Тот кивнул, и Поль вдруг заторопился: