Тайная Миссия

Хорвуд Уильям

— Стань седьмой! — выкрикнул Спиндл, едва понимая сам, что имеет в виду.

И Сликит, как завороженная, подняла лапу и протянула ее над сотрясаемой ознобом Тайм.

— Дотронься до нее, пусть числом нас станет сколько требуется! — воскликнул Пенниворт. — Помоги же нам!

Сликит продолжала смотреть в пространство. Все затаили дыхание.

Тут сама Тайм, сделав последнее, отчаянное усилие, повернула голову и, глядя прямо в глаза Сликит, прошептала:

— Во имя любви, что познала ты однажды, сделай это ради меня — той, которую ты никогда не знала.

И Сликит

прерывисто вздохнула, и рыдание вырвалось из ее груди, ибо вспомнила она о том, что и ее любили когда-то; и ее лапа коснулась больной, и дружный вздох облегчения последовал за этим — как бывает, когда страшная гроза проходит стороной.

Тайм вдруг перестала дрожать и лежала теперь совсем спокойно.

— Ну вот: это было первое Семеричное Действо, — произнес Триффан. — Независимо от того, кто мы есть, были или станем, нами положено начало исцелению народа кротов. Мы, семеро, собрались здесь из разных краев, каждый со своими печалями и надеждами, каждый — со своею верою. Да, это оно и есть — первое Семеричное Действо!

Наступило короткое молчание, а затем все как-то померкло и стало как прежде, словно и не было никакого Семеричного Действа. Все снова разбились на группы: стражи разошлись по своим постам, Пенниворт остался возле мирно спящей Тайм, Спиндл и Триффан отправились в свой угол, и лишь Сликит стояла в одиночестве. Властная, суровая и рассерженная, она снова превратилась в прежнюю грозную Сликит из Службы Тайной Разведки.

— Эй, ты! — резко бросила она, глядя на свою с острыми когтями лапу, словно сама изумленная тем, что минуту назад эта лапа кого-то ласково касалась. — Вот ты! — указала она на Триффана.

— Да? — отозвался тот.

— Кто ты такой?

— Знахарь.

— Из каких мест? — продолжала допрос Сликит. Она будто твердо решила предать полному забвению то, чему, наряду с остальными, только что была свидетелем.

— Жил чуть восточнее Файфилда. Ваш охранник уже допрашивал меня, и я ему все рассказал.

— Верно, рассказал. Только мне твой рассказ не нравится. Что тебе известно о Камне?

— Очень немногое.

— Способен ли ты пренебречь им?

— Думаю, это случалось не раз.

Сликит холодно посмотрела на него.

— Можешь ли сказать, что поносил его? — повторила она настойчиво.

Триффан вздохнул: он понял, что дальнейшая уклончивость бесполезна.

— Разве что непреднамеренно.

— Ты считаешь, что рожден Камнем?

— Да. Так же, как ты и все другие кроты.

Сликит усмехнулась, и ее глаза сверкнули.

— А как же Слово? — тихо произнесла она.

— Слово? А что это такое?

— Ах так! — Сликит сощурилась. — Действительно, что это такое?

— Мне о нем неведомо.

— Оно милостиво. Ко всем и каждому милостиво. Ты можешь приобщиться к нему. Тебя посвятят. И приятеля твоего тоже. Оно всех принимает.

— Предположим, меня посвятят. Но я же все равно останусь, как и был, — камнерожденным, разве нет?

— Конечно нет! — воскликнула Сликит.

— Ты уверена?! — повысил голос и Триффан.

— Слово и Камень несовместимы. Согласен ли ты отступиться от Камня?

— Если бы я и согласился, боюсь, что Камень не

отступится от меня, как, впрочем, и от любого другого, будь это даже ты, Сликит.

Ею внезапно овладело бешенство, и это почувствовали все, хотя и не понятно, по каким признакам, поскольку она по-прежнему казалась бесстрастной.

— Твое настоящее имя, крот?

— Триффан. Родом из Данктона, — ответил он.

Сликит облегченно вздохнула, словно именно этого ответа она от него все время и добивалась.

— Я уже встречала много подобных упрямцев. Тот, кого вчера казнили, был как раз одним из них, — произнесла она. — Завтра ты предстанешь перед элдрен Феск. Не знаю, пожелает ли она тебя выслушать. Скорее всего, нет. Но если все же изъявит такое желание, советую держать себя поскромнее и говорить более обдуманно, чем сейчас со мной. Теперь о вас, — сказала Сликит, обращаясь к Марраму и Алдеру. Оба они выглядели несчастными и насмерть перепуганными. Очевидно, они не сомневались: после всего, что они допустили, им не миновать казни. Однако Сликит, видимо, решила иначе, потому что всего лишь вновь приказала до утра не спускать с пленников глаз.

— Будет выполнено! — поспешно отозвался Маррам.

Сликит окинула их тяжелым взглядом, еще раз озадаченно посмотрела на свою лапу и, скороговоркой проговорив: «Не идите против Слова, и оно пощадит вас, да будет оно благословенно!» — покинула их.

— Ну и ну! — вырвалось у Спиндла.

— Слышал, что она сказала?! — рявкнул Маррам. — «Не противьтесь Слову, и оно пощадит вас!» Не шляться у меня тут и не думать ни о каких побегах! И — никакой болтовни!

— А спать можно? — проронил Триффан.

Он устроился поудобнее, положил голову на вытянутые лапы и спокойно закрыл глаза. Стражи отошли. Некоторое время Спиндл и остальные, напуганные посещением Сликит, продолжали молча глядеть на Триффана.

Наконец Спиндл не выдержал: он подполз и стал его тормошить.

— Триффан, проснись, Триффан! — взволнованно запыхтел он. — Что нам делать?

— Полагаю, что спать.

— Но ведь завтра…

— Завтра Камень не даст нас в обиду, если будет на то воля его, — отозвался Триффан, снова прикрывая глаза.

Все вокруг успокоились, затихли и улеглись: Пенниворт — возле сестры, Спиндл — рядом с Триффаном, а также оба стражника — каждый на своем посту.

— Теперь я сам буду нести караул! — нарочито сурово произнес Маррам.

Однако его никто не услышал: один за другим они уже погрузились в глубокий, здоровый сон. Его голос глухо прозвучал в тесной норе. В ней по-прежнему было неуютно и грязно, но она больше не казалась унылой.

Сон объял место, где было совершено в первый раз Семеричное Действо. Он сморил наконец и стража Маррама: тот даже не заметил, как в отверстии тоннеля снова появилась Сликит. Она долго стояла, всматриваясь в глубину норы, при этом ее взгляд дольше всего задержался на Триффане. Не слышал Маррам и того, как она наконец удалилась потихоньку, словно считала богохульством нарушить царивший здесь покой, причем богохульством по отношению к чему-то более значительному, чем благословенное Слово, в которое ее приучили слепо верить.