Тайная жизнь пчел
Шрифт:
Из-за солнца и пота она вся была словно намазанная миндальным маслом. Ее лицо было прорезано тысячами морщинок, а волосы словно присыпаны мукой, но в остальном она выглядела на десятки лет моложе.
— Я Лили, а это Розалин, — сказала я, запнувшись при виде Июны, вошедшей в дверь вслед за Августой. Я открыла рот, не имея ни малейшего понятия, что скажу дальше. То, что я произнесла, не могло бы удивить меня больше:
— Мы убежали из дома, и нам некуда пойти, — сказала я.
В любой другой день я могла бы одной левой выиграть любое соревнование по вранью,
Августа вновь надела очки, подошла к Розалин и осмотрела швы у нее на лбу, ранку под глазом и синяки на лице и на руках.
— Похоже, что вас били.
— Она упала со ступенек крыльца, когда мы уходили, — сказала я, уступая своей естественной привычке к вранью.
Августа и Июна переглянулись, а Розалин прищурила глаза, давая мне понять, что я опять проявляю пренебрежение: говорю за нее, как будто ее самой здесь вовсе нет.
— Ну ладно. Вы можете оставаться здесь, пока не придумаете, как поступить. Мы не можем позволить вам жить на улице, — сказала Августа.
Июна сделала такой вдох, что чуть было не высосала весь воздух из комнаты:
— Но, Августа…
— Они останутся здесь, — повторила Августа таким тоном, что сразу стало ясно, кто здесь старшая сестра, а кто младшая. — Все будет в порядке. У нас в медовом домике есть кровати.
Июна метнулась прочь из комнаты, сверкнув красным платьем.
— Спасибо, — сказала я Августе.
— Пожалуйста. Присаживайтесь. Я принесу оранжада.
Мы уселись в плетеные кресла-качалки, а Мая осталась стоять, как часовой, улыбаясь своей безумной улыбкой. Я заметила, что у нее очень мускулистые руки.
— Как это у всех вас такие календарные имена? — спросила Розалин.
— Наша мама любила весну и лето, — сказала Мая. — У нас еще была Апрелия, но… она умерла, когда была маленькой. — Ее улыбка исчезла, и она внезапно запела: «О, Сюзанна!». Она пела так, словно бы от этого зависела ее жизнь.
Мы с Розалин смотрели, как пение переходит в горькие рыдания. Она плакала так, будто Апрелия умерла только что.
Наконец вернулась Августа, неся на подносе четыре стакана, на кромки которых были очень мило насажены кружочки апельсина.
— Мая, родная, сходи к своей стене и там успокойся, — сказала она, слегка подталкивая сестру к двери.
Августа вела себя так, словно все происходящее было в порядке вещей и могло иметь место в любом доме Южной Каролины.
— Пожалуйста, оранжад.
Я принялась отхлебывать маленькими глоточками. Розалин, между тем, выпила все с такой скоростью, что ее отрыжке позавидовали бы пацаны из моей школы. Это было чудовищно.
Августа сделала вид, что ничего не слышала, а я уперлась взглядом в бархатную скамеечку, желая одного — чтобы Розалин вела себя покультурнее.
— Значит, вы — Лили и Розалин, — сказала Августа. — У вас есть фамилии?
— Розалин… Смит и Лили…
Августа покачала головой. Розалин тоже покачала, но совсем по другой причине.
— Розалин была нашей экономкой, — продолжала я. — У нее нет никого, кроме меня, так что мы решили поехать в Виргинию, чтобы найти там мою тетю. Вот только у нас совсем нет денег, так что если у вас есть для нас какая-нибудь работа, может быть, мы бы смогли немного заработать, прежде чем ехать дальше. Мы, в общем-то, не так уж торопимся в Виргинию.
Розалин глядела на меня расширенными глазами. Целую минуту в комнате не было слышно ничего, кроме позвякивания льдинок в наших стаканах. Я даже не подозревала, насколько душно было в комнате и на что способны мои потовые железы. Я буквально чувствовала собственный запах. Я перевела глаза на Черную Марию в углу, а затем вновь посмотрела на Августу.
Она поставила стакан. Я никогда не видела глаза такого цвета, цвета чистого имбиря.
— Я сама из Виргинии, — сказала она, и это почему-то вновь возбудило те самые токи, которые потекли во мне, когда я только зашла в комнату. — Ладно. Розалин сможет помогать Мае по дому, а ты можешь помогать мне и Заку с пчелами. Зак — мой главный помощник, так что я не смогу тебе платить, но у вас, по крайней мере, будет крыша над головой и пища, пока мы не позвоним твоей тете, и, может, она пришлет вам денег на автобус.
— Вообще-то, я не знаю ее полного имени, — сказала я. — Мой папа просто называл ее тетя Верни; я ее никогда не видела.
— Так что же ты, малышка, собиралась делать — ходить по всей Виргинии от дома к дому?
— Нет, мэм, только в Ричмонде.
— Понятно, — сказала Августа. И это было так. Ей было действительно все понятно.
В тот вечер в небе над Тибуроном скопилось слишком много жары; и жара наконец разразилась грозой. Мы с Августой и Розалин стояли у затянутого сеткой окна на примыкающей к кухне веранде и смотрели, как лиловые тучи поливают верхушки деревьев, а ветер рвет им ветви. Мы ждали затишья, чтобы Августа могла показать наше новое жилье в медовом домике — перестроенном гараже в заднем углу двора, выкрашенном в тот же цвет знойного фламинго, что и большой дом.
До нас то и дело долетали брызги, затуманивая мой взгляд. Всякий раз я отказывалась вытирать лицо. Это делало мой мир таким живым. Я не могла не завидовать тому, что хорошая гроза привлекает к себе столько внимания.
Августа сходила на кухню и вернулась с тремя алюминиевыми сковородками. Каждая взяла по одной.
— Давайте пробежимся. Волосы, по крайней мере, останутся сухими.
Мы с Августой бросились под ливень, держа сковородки над головами. Оглянувшись, я увидела, что Розалин крутит сковороду в руках, не понимая, что от нее требуется.