Тайны одного Парижского бульвара
Шрифт:
Эту новость сообщает мне крайне взволнованная Элен.
– Вы смотрели газеты?
– Нет.
Она протягивает мне целую кипу:
– На этот раз он не из пористого каучука.
– Кто он?
– Жмурик.
– Какой жмурик?
– Иван Костенко. Читайте...
Она показывает заметку, в которой я читаю, что накануне Иван Костенко, смазчик лифтов в галерее Лафайет, упал и разбился насмерть в шахте, где он работал.
– Ну и что?
– Это русский.
– Хрущев тоже русский, и он как раз произнес речь в минувшее воскресенье...
Она пожимает плечами:
– "Крепюскюль", который находится вне конкуренции в области происшествий благодаря заботам нашего приятеля Марка Ковета, распространяется
Под заголовком "Смазчик лифтов" помещены две фотографии одного и того же человека в разные этапы его жизни. На первой он еще молод и носит военную форму. На другой – старше и в гражданском.
– Это он, – говорит Элен, – русский из Со. Наташин слуга. Это он так меня напугал, когда я увидела его из окна.
– Боже мой, моя курочка! А вы не ошибаетесь?
– Невозможно. С такой физиономией... настолько характерной...
– Скажите прямо: безобразной. Будет точнее. Но нам говорят, что он был смазчиком лифтов. И вместе с тем он вроде был слугой у Наташи?
– Надо полагать. Если только у него нет брата-близнеца.
– Статья из "Крепюскюль" ничего не говорит на этот счет, но это ничего не значит. Как объясняют его смерть?
Я опять беру газету:
– Ага, несчастный случай или самоубийство. По словам его приятелей по службе, в последнее время он был очень странным...
– О! Странным он был, это уж точно! – соглашается Элен. – Стоять столбом под грозой, как я его видела!
– Он был странным и даже попросил отпуск, который был ему предоставлен. Отпуск, чтобы отдохнуть... Гм... Он возобновил свою работу в магазине всего лишь за несколько часов до того, как произошло несчастье. Так вот, знаете, что я думаю? Мы попросим подтверждения у вашей подруги Сони, если потребуется. Но... этот тип устал, ему требовался отдых, свежий воздух... в лифтовых шахтах так не хватает простора... Он знал Наташу, попросил её приютить его, а за это немножко поработать в саду, например.
Движением головы Элен встряхивает волосами, затем хитро подмигивает:
– Вы сами-то верите тому, что говорите? Я усмехаюсь:
– Черта с два. Просто болтовня, вроде той, когда я вспомнил Хрущева.
Мы терпеливо дожидаемся следующих выпусков "Крепюскюль". Они приносят нам дополнительную информацию. Как почти все остальные представители белой эмиграции – ряды которой редеют, – смазчик лифтов был весьма любопытной личностью и служил темой для бесконечных измышлений. Мой приятель Марк Ковет, репортер уголовной хроники в "Крепю", не отказывает себе в этом. Он пишет, что Иван Костенко, бывший студент медицинского факультета, офицер низшего ранга, был чем-то вроде адъютанта – или как там это называется по-русски – при генерале Горопове и полковнике Лопухине. Полковник Лопухин ничем особенным не выделялся, и Ковет не задерживает на нём свое внимание. Тогда, как генерал Горопов – личность довольно интересная. Это – бывший царский офицер, безусловный глава белогвардейцев в Европе, исчез при таинственных обстоятельствах за несколько месяцев до войны, по словам одних, выкраден тайными агентами ГПУ, по словам других, – гестапо. Ковет сообщает, что в то время Иван Костенко выступил со свидетельством, имевшим решающее значение. Моё замечание: настолько решающим, что никто никогда так и не узнал, что на самом деле произошло с Гороповым. Ладно, оставим это...
– Горопов! – восклицает Элен, которая читает ту же самую статью в другом экземпляре "Крепю".
– Ну и что, Горопов?
– Соня рассказывала мне об этом военном. Она сказала, что муж Наташи, Спиридович, был знаком с Гороповым.
– Все эти эмигранты, принимавшие участие в разных заговорах, были знакомы друг с другом. В этом нет ничего удивительного.
– А что случилось с этим Вороновым?
– Горопов. Не Воронов.
– Я нарочно ошиблась. Так что с ним произошло?
– То, что говорит Ковет. Он исчез. В один прекрасный день 1939 года он отправился на какое-то тайное свидание, имея при себе портфель, в котором, по-видимому, были документы. С тех пор его больше не видели.
Мы продолжаем читать статью, каждый в своей газете. Иван Костенко проживал поблизости от своей работы на улице Жубер, в комнате прислуги. Полиция в обычном порядке осмотрела это помещение, хотя версия самоубийства становилась все более приемлемой. Они не обнаружили там ничего особенного, кроме скелета. Наличие этого мрачного трофея, висящего в углу узкой комнатушки, свидетельствовало о патологических вкусах бывшего белогвардейца. И лишний довод в пользу самоубийства!
Я снова ухмыляюсь:
– Если мне немного повезет, то это будет скелет Горопова.
И вот я снова при пиковом интересе. Не везет мне со жмуриками в последние месяцы. Двумя строчками ниже я читаю, что этот скелет был куплен на аукционе, на улице Друо, седьмого марта. Среди вещей Костенко обнаружили документ, подтверждающий эту покупку. Я почесываю подбородок. Аукцион... скелет... это мне о чем-то говорит. А! Дошло! В прессе много говорилось об этом скелете, когда его выставили на продажу в отеле "Друо". Еще бы! Женский скелет об одной ноге! Были такие, кто не удержался и высказал предположение, что речь идет, может быть, о костях проститутки, хорошо известной старым парижанам, женщине на деревяшке, "одноногой с бульваров", как её называли, практиковавшей между площадью Мадлен и площадью Оперы. Удивляюсь, что Марк Ковет не сделал на этот счет никакого намека, чтобы оживить свою статью. Может быть, этот скелет и разочаровал его в силу своего банального происхождения. А может быть также, он ожидал чего-нибудь более сенсационного. Короче говоря, не намекая на "одноногую с бульваров", он наверстывает свое после подзаголовка:
"Не вёл ли Иван Костенко двойную жизнь? "
К этому вопросу его подводит относительно анонимное свидетельство некоей дамы С... В действительности в этом свидетельстве нет ничего такого, что позволило бы заподозрить смазчика лифтов в двойной жизни, но такой подзаголовок дает простор игре воображения, не так ли?
"Мадам С... явилась в полицию и заявила, что она знала Ивана Костенко, который провел у нее, в её пригородном имении, три недели отпуска, которые он попросил у своих работодателей. Вдова царского полковника, тесно связанного с генералом Гороповым, мадам С... давно была знакома с Костенко, но потеряла его из виду несколько лет тому назад. "Три недели тому назад, – заявила мадам С... – меня посетил Костенко. Не знаю, как он раздобыл мой адрес. (Примечание Ковета: это было для него несложно, поскольку мадам С... занимает очень видное место в парижском обществе). Костенко попросил у меня найти ему работу. Мне как раз нужен был человек для некоторых работ у меня дома. Я его наняла. Мне было неизвестно, что он работал смазчиком лифтов в галерее Лафайет". На вопрос о поведении Костенко мадам С... ответила, что её соотечественник производил на неё иногда впечатление странного, загнанного существа. "Но это меня не удивило, – добавила мадам С... – Мы, русские, из бывшей России, так пострадали от событий, что все немного странные... "
– Именно это она и мне рассказала, – комментирует Элен.
Ковет продолжает:
"Мадам С... уточнила, что, когда Костенко в прошлую, пятницу уехал от нее, говоря, что он отправляется в провинцию, она не заметила, чтобы он был более странным, чем обычно. По-видимому, самоубийство не вызывает сомнений, но мы имеем право спросить: были ли враги, которые травили Костенко или шли по его следам? Может быть, он искал прибежище у мадам С... ? Вдовы военного, близкого к генералу Горопову? А потом, полагая, что опасности больше нет, попал в руки своих врагов? "