Тайны Парижа
Шрифт:
Старый председатель и маркиза провели вместе более часа, обсуждая все эти происшествия и ожидая возвращения Эммануэля. Но Эммануэль не возвращался.
Вдруг на дворе раздался стук кареты, и маркиза, подбежав к окну, увидала карету мужа. Из нее вышел один Октав де Р. Но где же остался Эммануэль?
Госпожа де Флар хотела бежать навстречу де Р., но ноги ее подкашивались и отказывались служить ей. Она опустилась на стул, бледная, задыхающаяся, безмолвная, и чувствовала, как вся ее кровь прилила к ее сердцу.
Старик подбежал
– Ах, едемте, сударыня, едемте скорее! – вскричал он.
– Боже мой! Боже мой! – прошептала маркиза замирающим голосом. – Что случилось?
– Эммануэль бредит, он сходит с ума… едемте!
– Но где же он! – вскричала молодая женщина, которой любовь внезапно вернула силы и энергию. – Где же он? О, Господи!
– В доме, где умер барон. Он узнал барона и упал навзничь. Доктор, которого немедленно позвали, боится за его рассудок.
Маркиза вскрикнула, но она уже твердо стояла на ногах и не дрожала, а, напротив, казалась совершенно спокойной и твердой духом.
Она взяла под руку Октава де Р.
– Идемте, сударь, проводите меня, я поеду с вами. Затем, обратившись к председателю, прибавила:
– Прощайте, мой друг, или, вернее, до свидания.
Она пожала ему руку, поспешно накинула на плечи накидку, спустилась под руку с де Р. и села в карету.
– Скачи во весь опор на улицу Принца! – приказал кучеру Октав де Р.
Полчаса спустя после отъезда маркиза на двор въехала наемная карета. Из нее вышла пожилая женщина и спросила, может ли она видеть мадемуазель Розалию. Розалия была бонна дочерей маркиза. Она была в саду с обеими девочками, которые ничего не подозревали о случившемся.
Пожилая женщина была одета во все черное, как одеваются дамы человеколюбивого общества. Ее провели в сад; Розалия встала ей навстречу.
– Мадемуазель, – сказала дама в черном, – я приехала с улицы Принца с поручением от маркизы.
Розалия видела, как уехала маркиза, но не знала, куда она отправилась.
– Разве маркиза на улице Принца? – спросила бонна.
– Да, у маркиза.
Бонна выразила удивление.
– Маркиз почувствовал себя дурно, – сказала незнакомка, – и послал за маркизой. Маркиза, в свою очередь, послала меня за вами. Я боронесса де Мелан, дама человеколюбивого общества; у меня-то бедный Эммануэль и почувствовал себя дурно. К счастью, он оправился и хочет видеть детей.
Пожилая дама говорила с такой искренностью и правдоподобностью, что никакого подозрения не могло закрасться у бонны маленьких девочек. Сильно напуганная всем слышанным, Розалия поспешила одеть детей.
– Я отвезу вас, – сказала дама человеколюбивого общества, – на дворе меня ждет карета.
Слуги и привратник отеля, видя бонну, выходящую каждый день с детьми на прогулку в Елисейские поля или в Тюильри, не удивились, что она села со старой дамой в карету, которая преспокойно выехала со двора и повернула
Едва прошло десять минут после отъезда детей, как на двор отеля въехала вторая карета, собственная, запряженная парой чудных рысаков. Из нее вышел мужчина и спросил подбежавшего к нему лакея.
– Маркиза де Флар еще дома?
Приехавший говорил по-французски с легким британским акцентом; он был одет с элегантностью и простотою джентльмена, а его белокурые волосы были уже с проседью. Он был, по-видимому, чем-то немного взволнован.
– Госпожа уехала, – ответили ему.
– Когда?
– Уже с час.
– Но, по крайней мере, дочери ее дома? – поспешно прибавил он.
– Нет, сударь, и они также уехали.
– Уехали?
– Со своей бонной…
– С одною бонной? Они поехали на прогулку? – спросил он с беспокойством.
– Извините, – ответил лакей. – Барышни уехали с мадемуазель Розалией, их бонной, и с пожилой дамой, одетой в черное, которая приехала в наемной карете и увезла их.
Англичанин хрипло вскрикнул от досады и огорчения и пробормотал:
– Слишком поздно!
XXXI
Прежде чем продолжать рассказ, сообщим читателю, что случилось три дня назад с бароном де Мор-Дье, которого маркиз Шаламбель де Флар-Монгори увидел мертвым на постели на улице Принца и который, как говорят, был убит накануне того дня, когда он явился в кабинет маркиза в отель на улице Пентьевр.
Итак, три дня назад, в пять или шесть часов вечера, барон де Мор-Дье, на этот раз действительно живой, переходил Карусельскую площадь и мост того же имени, направляясь в предместье Сен-Жермен. Барон был одет бедно; его платье было потерто, сапоги стоптаны, и бедняк выставил на груди, чтобы скрыть сомнительной белизны белье, концы залоснившегося черного галстука.
Этот человек, бывший когда-то миллионером, казалось, стоял на границе самой ужасной нищеты.
– Сударь! – закричал ему инвалид, стоявший у заставы моста для сбора пошлины за переход через мост. – Пожалуйте пять сантимов.
Барон, прошедший уже десять шагов по мосту, вернулся, обшарил все карманы, но ничего там не нашел.
– Извините, – пробормотал он. – Я ошибся…
И, бледный от стыда, он вернулся назад, проговорив:
– Я забыл кошелек.
Но старый солдат заметил красную ленточку в петлице сюртука барона, а по осанке узнал бывшего военного и сказал ему, улыбаясь:
– Хорошо, господин офицер, вы заплатите на возвратном пути. Я очень рад оказать вам кредит.
Барон покраснел.
В эту минуту на мост въехала карета, и женщина, высунувшая из окошка голову, слышала последние слова инвалида и заметила краску стыда, выступившую на лице барона. Рядом с женщиной сидел человек лет около шестидесяти, который, поспешно схватив ее за руку, наклонился к самому ее уху и прошептал: