Те слова, что мы не сказали друг другу

Леви Марк

— Не желаешь увековечить эту сцену? — спросила молодая женщина, стоявшая рядом с ним.

— Нет, Марина, не желаю: делать такие же банальные снимки, как делают полсотни других типов, совсем неинтересно. Это я не считаю настоящим репортажем.

— До чего же у тебя противный характер; твое счастье, что его компенсирует твоя чарующая внешность, — все же хоть какое-то разнообразие!

— Иными словами, ты признаёшь мою правоту! Давай-ка я приглашу тебя обедать вместо того, чтобы слушать твои нравоучения.

— А ты знаешь какое-нибудь подходящее место?

— Я-то нет, но

уверен, что ты знаешь!

Какой-то журналист из РАИ, [9] проходивший мимо них, поцеловал Марине руку и скрылся.

— Это еще кто?

— Так, один дурень, — ответила Марина.

— Во всяком случае, дурень, который к тебе, кажется, весьма неравнодушен.

— Вот это я и имела в виду. Ну что, вперед?

— Погоди, нужно еще забрать наши документы на входе, и прочь отсюда.

Они вышли под руку из зала, где проходила пресс-конференция, и зашагали по коридору к выходу.

9

RAI, Radiotelevisione Italiana — итальянское радио и телевидение.

— Какие у тебя планы? — спросила Марина, предъявляя свою карточку аккредитации охраннику.

— Жду вестей из редакции. Вот уже три недели болтаюсь по всяким дурацким тусовкам вроде сегодняшней и каждое утро надеюсь получить «зеленый свет», чтобы рвануть в Сомали.

— Очень мило с твоей стороны! Дождавшись своей очереди, репортер предъявил охраннику карточку журналиста, чтобы забрать паспорт; каждый посетитель, чтобы попасть во внутренние помещения Палаццо Монтечиторио, [10] обязан был оставлять паспорт на контроле.

10

В Палаццо Монтечиторио заседает палата депутатов итальянского парламента.

— Господин Ульман? — спросил охранник.

— Да-да, я знаю, что в моей карточке и в паспорте стоят разные фамилии, но вы посмотрите внимательно — фотографии и имя одинаковые и там и тут.

Охранник сравнил изображения и без лишних вопросов вернул паспорт его владельцу.

— Скажи, с какой стати ты решил подписывать свои статьи псевдонимом? Это что — кокетство звезды прессы?

— Да нет, тут дело посложней, — ответил репортер, обнимая Марину за талию.

Они пересекли под жгучим солнцем площадь Колонна, где толпы туристов освежались, поедая мороженое.

— Хорошо хоть, ты имя свое сохранил.

— А что бы это изменило?

— Мне нравится имя Томас, оно тебе очень идет, у тебя лицо типичного Томаса.

— Ага, значит, у каждого имени имеется свое лицо? Оригинальная мысль!

— Да, только так! — продолжала Марина. — У тебя не могло быть другого имени — я совершенно не представляю себе, как ты мог бы зваться Массимо, или Альфредо, или Карлом. Томас — вот единственное, что тебе подходит.

— Что за чепуха! Так куда мы идем?

— В такую жару, да еще среди всех этих людей, поглощающих мороженое, сразу возникает

желание попробовать granita. Так что: давай-ка я отведу тебя в «Tazza d'oro», это недалеко, на площади Пантеона.

Томас остановился у подножия колонны Антонина. [11] Он расстегнул сумку, достал один из фотоаппаратов, прикрутил объектив, опустился на колено и сфотографировал Марину, которая разглядывала барельефы, выбитые на колонне во славу Марка Аврелия.

— А это разве не снимок, похожий на снимки пятидесяти других типов? — со смехом спросила она.

11

Колонна, посвященная подвигам Марка Аврелия. Скульптор Доменико Фонтана при восстановлении постамента колонны ошибочно выбил на нем посвящение Антонину Пию.

— О, я не знал, что у тебя столько воздыхателей, — улыбнулся Томас и снял Марину крупным планом.

— Но я имела в виду колонну! Неужели ты снимал меня?

— Она похожа на колонну Победы в Берлине, зато ты — уникальна!

— Ну вот, я же говорила, что все дело в твоей чарующей внешности; ты патетический ухажер, Томас, и в Италии у тебя нет никаких шансов на успех! Пошли отсюда, жара невыносимая.

Марина взяла Томаса за руку, и они ушли, оставив позади колонну Антонина.

* * *

Взгляд Джулии обежал сверху донизу колонну Победы, взметнувшуюся в небо Берлина. Энтони, присевший на цоколь, пожал плечами.

— Трудно было рассчитывать на успех в первый же день, — со вздохом сказал он. — Признай, что, если бы тот тип в кафе оказался Томасом, такое совпадение выглядело бы более чем подозрительно.

— Я знаю… мне просто почудилось, что это он, вот и все.

— Может, потому, что тебе очень уж хотелось, чтобы это оказался он?

— Со спины у него была та же фигура, та же стрижка, та же манера просматривать газету с конца.

— А почему хозяин состроил такую мину, когда ты спросила, помнит ли он его? Ведь когда ты напомнила ему, как вам здесь было хорошо, он держался вполне любезно.

— Не знаю, но все равно с его стороны было очень мило сказать, что я совсем не изменилась; я ведь и представить себе не могла, что он меня узнает.

— Ну кто бы мог тебя забыть, дочь моя?! Вместо благодарности Джулия шутливо подтолкнула отца локтем в бок.

— Я уверен, что он нам солгал и прекрасно помнит твоего Томаса: едва ты произнесла его имя, как этот тип сразу весь напрягся.

— Не смей называть Томаса моим. Я уже перестала понимать, что мы здесь делаем, и вообще, к чему это все…

— Как это «к чему»? К тому, чтобы лишний раз напомнить мне о том, как удачно я выбрал дату, умерев на прошлой неделе.

— Ну хватит! Если ты думаешь, что я брошу Адама, чтобы бегать в поисках призрака, то ты глубоко заблуждаешься!

— Девочка моя, не хотелось бы тебя раздражать, но позволь заметить, что единственный призрак в твоей жизни — это я. Ты слишком часто напоминала мне об этом, так не отнимай же у меня эту привилегию в нынешних обстоятельствах!