Театр Тьмы
Шрифт:
Вздохнув, я отбросила черные мысли и снова вернулась к Тому, который все еще рассказывал, как в их театре проходит разбор полетов. Не то чтобы мне было это не интересно. Даже наоборот. Просто чрезмерная откровенность Тома в начале интервью слегка шокировала.
– Ты давно играешь в «GRIM’е»?
– С двадцати двух лет, почти три года. До этого несколько лет работал подмастерьем. Раздавал листовки на улице, приводил в порядок сценические костюмы труппы. В это же время изучал актерское мастерство, читал книги и анализировал спектакли. После каждого представления актеры и такие же новички, как я, собирались
Том перестал смаковать слова, растягивать их. Когда он рассказывал про детство, я чувствовала тепло (несмотря на упоминание о смерти матери). Да, момент со смешком про отца все еще удивлял, но вскоре я поняла, что он был рожден из-за детской озлобленности маленького Тома Харта. Отец запрещал ему заниматься театром, хотя мальчик уже жил этим делом. До боли знакомая история, которая оставляет незаживающую ссадину на сердце. Я знала это по собственному опыту.
А когда мы заговорили про «GRIM», вместо выразительной и спокойной, речь Тома стала быстрой, как у моей подруги Джейн. Актер был все так же весел и свободен в словах, но его предложения напоминали мраморные скульптуры – подготовленные и высеченные несколько лет назад.
– Вот, примерно так все происходит, – бодро сказал Том и замолчал.
– Можно нескромный вопрос? – с осторожностью поинтересовалась я, глядя на ежедневник: его искусственная обшивка стала теплой от соприкосновения с моей кожей. Я прожигала взглядом фразу, которая вызывала на моей коже мурашки каждый раз, когда я бросала на нее взгляд.
– Да, – все также энергично ответил Харт.
– Что значит татуировка на твоей шее?
Том задумался. До этого ответы на вопросы выстреливали из него как шарики из тренировочной машины для пинг-понга. А тут – непривычная, давящая тишина.
– Ничего, абсолютно ничего.
– Но она у всех актеров театра. Это наводит на мысли.
– На какие? – сухо спросил Том.
– Простое человеческое любопытство, – я улыбнулась, желая показаться простой глупенькой девочкой. Во время интервью никогда не давила на героев грозным басом (а он у меня был, уж поверьте). Я только легонько подстегивала их, делая тон голоса мягким и бархатистым. Том явно напрягся после вопроса о татуировке, поэтому я замурлыкала, как котенок.
– Ну, раз любопытство, – саркастично хмыкнул Том. – Эта татуировка – неофициальный логотип театра. Его не встретишь ни на флаерах, ни на афишах. Его придумал один из первых актеров театра, как отличительный знак актеров «GRIM’а». Ничего особенного в нем нет.
Чем больше я разговаривала с Томом, тем сильнее во мне крепла мысль, что театр на Пикадилли, как сказала Джейн, здание с привидениями. Отличительный знак? Как у овец? Чтобы, не дай Бог, другой художественный руководитель не увел к себе, как в ситуации со стадами?
Отбросив мысли об овцах, я вернулась к простым и не обязывающим вопросам. Атмосфера телефонного разговора накалилась, и ее следовало остудить.
– В вашем театре работают только мужчины.
– О, никакой дискриминации нет. Это снова та же отличительная черта «GRIM’а». Мы не хотим быть такими же, как остальные театры Лондона и Великобритании. Возможно, даже мира. А девушек нам всегда хватает в зрительных залах. Ты когда-нибудь была на наших спектаклях?
– Нет, – сконфуженно заметила я и непонятно почему почувствовала себя обделенной. Раз я никогда не ходила на представления в мистический театр, который был полон притягательных мужчин разных возрастов, значит, это я не в порядке. Глупая мысль, согласна, но все же она посетила меня.
– Зря, – мягко заметил Том, – на каждом нашем спектакле – аншлаг. И в основном из девушек. Парни нас не очень любят.
– А что ты испытываешь, когда выходишь на сцену? Страх, волнение, радость?
– Наверное, все перечисленное. Каждый спектакль – это симбиоз самых разнообразных чувств. Страх провалиться, волнение перед встречей со зрителями, радость от осознания того, что сегодня ты выложился на все сто. Не передать словами что такое – играть спектакль и становиться другим человеком. Во время работы забываешь, кто ты такой. Все плохое уходит, а на его место встает «Роль». Твоя роль. Твой персонаж. Я всегда забываю себя настоящего, когда выхожу на сцену. Еще бывают особые моменты творческого прозрения. Редко, очень редко. Но бывают. Это когда кажется, что изображенная эмоция на твоем лице и отраженная в голосе – идеальная. Как бы это описать…
Том задумался, подбирая нужные слова. И когда он произнес их, я вспыхнула, как зажженная свеча.
– Это чувство испытывают двое по уши влюбленных друг в друга людей, когда остаются наедине в темной комнате, в которой единственная мебель – это кровать. Ощущение полета, радости, азарта.
– Ого, даже так.
– Только не цитируй эту фразу в статье, пожалуйста, – вдруг сказал Том. – Это очень личное.
– Хорошо, – я собралась с духом, понимая, что пора наносить следующий удар актеру. Он был готов к очередному вопросу.
– А кто содержит театр «GRIM»?
– В смысле?
– Кто ваш инвестор? Насколько я знаю, правительство не финансирует вашу деятельность.
– Мы живем на сборы со спектаклей.
«Это невозможно», – подумала я. Но голос Тома снова дал понять, что актер не хочет и не будет говорить на эту тему. Со мной такое происходило впервые – я уже расположила к себе героя интервью, но не могла добиться от него ответов на самые важные вопросы разговора. Это злило, но единственное, на что я была способна – это поджать губы и ждать следующего подходящего момента для маленькой атаки вопросами.
Мы с Томом напоминали игроков пинг-понга. Только классическая игра превратилась в атаки всего лишь одного человека – я была нападающей, а Харт просто отбивался. Я делала замах ракеткой, с силой ударяла по маленькому оранжевому мячику, грозясь разгромить противника в пух и прах, но в самую ответственную секунду Том отбивал подачу, и я снова оставалась в позорном проигрыше. Все классические вопросы, которые я задавала актеру, были пусты и неинтересны.
«“Таймс” такое никогда не примет», – с отчаянием подумала я и представила, как уронила воображаемую ракетку на стол для пинг-понга.