Театр Тьмы
Шрифт:
– Кажется, все-таки дал о себе знать недосып, – заметила я, глубоко вздохнув. Злость все еще клокотала внутри, как проклятое дитя. – Но ничего, капучино взбодрит..
Джеймс сел на корточки, а я отхлебнула немного капучино, не чувствуя приятной терпкости эспрессо и нежности вспененного молока. Кофе показался пресным.
– И что ты так смотришь? Я похожа на смерть? – попыталась пошутить я, посмотрев на парня.
– Нет, – Джеймс замотал головой. Потом он дотронулся рукой до моих волос и сказал: – На лесную фею. И особенно, когда распускаешь волосы.
Я улыбнулась, вспоминая, как тщательно несколько часов назад собирала волосы в конский хвост –
Джеймс приподнялся, потянулся ко мне, и мы поцеловались. Но когда Джеймс целовал меня, перед моими глазами стояла четкая картинка, как если бы я смотрела на нее в реальном времени – шестеро актеров с дьявольскими татуировками на шеях.
«Неужели я должна о них написать?».
У меня началась чесотка внутренних органов в предвкушении интересной работы. Когда находишь идею, какой бы странной она ни была, часть ее обязательно селится внутри и потом напоминает о себе зудящей болью.
– Скоро на работу, – сказала я, вставая с лавочки. – Пойдем на выход.
Джеймс взял меня за руку, и мы вышли из-под навеса. Глашатая с флаерами нигде не было. Только люди, как и прежде, бежали по делам через парк, где еще несколько минут назад вертелся странный парнишка, зазывая всех в камерный театр «GRIM».
Когда мы проходили мимо кофейни, я заметила на дороге флаер, заляпанный грязью. Я подняла его, пока не видел Джеймс, и засунула в боковой карман плаща, даже не переживая, что испачкаю им одежду.
6
Весь рабочий день я провела как в бреду – у меня все валилось из рук: за смену я разбила две чашки, рассыпала новую упаковку кофейных зерен и пролила на клиента капучино, когда протягивала ему пластиковый стаканчик с напитком. Руки не слушались, а мозг будто бы отключился. Хотя нет, не отключился. Он думал о другом. Раз за разом я мысленно возвращалась в парк, где услышала о гастролирующем камерном театре «GRIM». Как бы я не хотела, мысли о нем завладели мной, не давая спокойно работать. Я совершала один промах за другим, а потом молилась всем богам, чтобы мистер Дартл не пришел с проверкой. Иначе я осталась бы без работы за долю секунды. В тот роковой день этому способствовало абсолютно все.
Когда до конца рабочего дня оставалось всего полчаса, я услышала звон дверного колокольчика. В это время я стояла спиной к входу и ополаскивала в маленькой раковине тряпку, чтобы протереть столики . Внутри все тут же похолодело, рука замерла, а вода, стекающая в водопровод, неприятно сдавила мозг. Очень медленно я опустила взгляд на пол, где в обычном целлофановом пакетике лежали осколки чашек и рассыпанные зерна. Я еще не успела их выбросить . Мусорный мешок стоял рядом со мной, как предвестник неминуемого увольнения.
– Ты еще не скоро? – произнес до боли знакомый голос. Страх коснулся моего горла и вырвался наружу тихим «Уф».
– Напугала, – развернувшись к Джейн, сдавленно сказала я. Передо мной стояла лучшая подруга: она светилась как солнце, озаряя собой весь мрак, который кружил вокруг меня почти целый день.
– Ждала кого-то другого? Мистера Дартла? – Джейн прищурила большие глаза и посмотрела по сторонам. Потом она заправила за ухо черную прядь волос и тихо произнесла: – Хьюстон, проблем нет. Все чисто.
– Это не смешно.
– А никто и не смеется, – серьезно сказала Джейн. Дурачество
«Легко тебе говорить, – подумала я, глядя на подругу, – у тебя есть диплом магистра и любимая работа фотожурналиста».
Я не завидовала Джейн, но иногда она жутко раздражала, и особенно сильно – когда говорила, что в этой жизни все можно достать с легкостью. В отличие от нее, у меня этой легкости не было. Если Джейн казалась пуховым пером, парящим над морем, то я видела в себе упавший с крыши кирпич, поднять который одним мизинцем весьма проблематично.
– Нет, все в порядке, просто устала за смену, – сказала я и с тряпкой в руках пошла к столикам, чтобы их протереть . – И о чем ты вообще? Я люблю кофе. Душу и нервы точно тут не оставлю.
– Ты придумала, про что будешь писать для «Таймс»? – проигнорировав мои последние слова, спросила Джейн.
Моя рука с тряпкой замерла над столиком. Через пять секунд я все-таки опустила ладонь и начала медленно водить мягкой мокрой тканью по гладкой поверхности дерева.
– Не уверена. Пока думаю над этим.
– Могу помочь с темой, – Джейн села за столик, который я протирала. Подруга внимательно посмотрела на меня, блеснув карими глазами: – Вчера я получила интересное задание – фоторепортаж с забастовки у министерства образования. Кучка подростков вооружилась плакатами с надписями в духе «Долой школу, мы за самообучение». Кажется, нас ждет маленькая революция. Дети хотят получать знания через онлайн-курсы и биографии людей, сколотивших миллиарды. Они хотят читать то, что нравится им, а не то, что прописано в графе «Домашнее задание на каникулы». Как тебе идея для статьи? Из этого можно слепить все что угодно: и репортаж, и интервью.
Я села напротив Джейн и задумалась. Она была права: старая система в школах и вузах рушилась на глазах. Мое поколение и поколение наших братьев и сестер бастовали, желая избавиться от традиций Великобритании. Мы шли против системы, как молодежь 60-х годов 5 . Они первые запустили изменения в стране: появились «Битлз», «Роулинг Стоун». Выходцы из обычных семей смогли сломать каноны Англии во всех сферах. Они стали популярны, хотя в них не текла голубая кровь. А мы, молодежь 21 века, пытались проломить другую стену. Стену образования.
5
1960-е – время радикальных, новых, захватывающих открытий и тенденций, которые продолжили развиваться в 70, 80, 90-х годах XX века. Великобританию в 60-х стороной не обошла культурная революция. Лондон 60-х – это праздник непослушания, неспящий, раскрашенный в немыслимые раньше цвета город. Музыкальная и модная столица, где боги – The Beatles и The Rolling Stones, а богини – Твигги и Марианна Фэйтфулл. Рок-н-ролл и свободная любовь расшатали классовую систему, и на киноэкране впервые в истории британского кино мог появиться герой с рабочим происхождением и быть суперзвездой (до этого в фильмах снимались только актеры из высших классов). Впервые актер мог гордо говорить на пролетарском кокни. Кокни – один из самых известных типов лондонского просторечия, назван по пренебрежительно-насмешливому прозвищу уроженцев Лондона из средних и низших слоев населения.